Битва за Лукоморье. Книга 3

Все изменилось, когда в Сорочинские горы привели новый полон. Пойманные невесть где парни-русичи были как на подбор – молодые, здоровые, вот и использовали их в основном на тяжелых работах: подай-принеси, меха качай, камни коли, воду лей, уголь в печи кидай. Несчастные так и делали, а что им еще оставалось? Только затесался средь пленников один приметный – с пытливыми ясными глазами на чумазом лице, не отупевший от тяжелой работы, но нашедший в себе силы присматриваться ко всему, что происходит вокруг. И не просто смотреть, а пытаться понять да разузнать. Змеевы мастера над парнем кто посмеивался, кто прогонял – мол, знай свое место, раб!

Змёде поначалу не было до пленников никакого дела, он был сосредоточен на работе, но мало-помалу ясноглазый русич мастера заинтересовал. Почуял кусала-мечтатель родственную душу, а потому стал позволять потереться рядом, понаблюдать за работой. Имени раба кусала не знал и не спрашивал, но то давал рассмотреть новый механизм, то разрешал поработать дорогим инструментом. За время работы в Сорочин-горе Шестипалый успел кое-как освоить чужой язык, а чего не мог выразить словами, до того сообразительный пленник своим умом доходил.

В тот памятный день работали над новыми волколачьими доспехами. Змёда так увлекся прилаживанием шарнирного налокотника к железному плечу, что не заметил, как угрожающе накренился плохо закрепленный на верхней полке здоровенный сундук с инструментом. Услышал лишь отчаянный окрик по-русски:

– Поберегись!

И в тот же миг ощутил толчок в спину, сверху навалилось чье-то тело, а когда стихли лязг и грохот, тот же голос заботливо спросил:

– Не зашиб я тебя, мастер?

Змёда неуверенно покачал головой, поднимаясь с пола. На том месте, где он только что стоял, валялись обломки сундука и высилась гора тяжеленных железяк. Из-под инструмента виднелись куски бронированного доспеха. Кабы не русич…

– Как тебя звать, спаситель? – буркнул Змёда.

Парень белозубо усмехнулся:

– Алексей, Михайлов сын.

Долго потом разбирались, почему сундук на верхних полках никто не закрепил и отчего он сдвинулся к самому краю… Ответов так и не нашли, а свои подозрения касательно младших мастеров, метивших на высокое место, Змёда оставил при себе. Зато с той поры начал он учить своего спасителя по-настоящему, еще и подкармливая: мастерам-то харч шел не в пример лучше, чем пленникам.

Алексей оказался веселым и обстоятельным. Дома у него остались жена с маленьким сыном, мысли о них и побуждали продолжать жить, не опускать руки, не сдаваться. К Змёде русич относился с уважением, кажется, даже забывал, что принадлежат они к разным мирам. Подумаешь, кожа у мастера другого оттенка да хвост растет. Зато сколько всего знает и умеет! С парнем можно было часами обсуждать особенности самоцветных каменьев применительно к оружейному делу; чем латные доспехи лучше кольчужных и наоборот – чем кольчуга лучше громоздкой брони. Можно было поспорить над новым чертежом… а то и просто помолчать. Для Змёды Алексей стал первым в жизни другом. Поглощенный своим ремеслом застенчивый и замкнутый кусала нелегко сходился даже с сородичами. А вот леворукий русич понимал его с полуслова.

Захваченный неожиданной дружбой Змёда почти позабыл о Горыныче и знать не знал о его затее покорить все Белосветье. Что ж, оказалось, Змей разинул роток на слишком большой кусок… Постоянные набеги на Русь не остались незамеченными, а уж когда Горыныч умыкнул Забаву Путятичну, терпение Великограда лопнуло.

И в Сорочинские горы пришел Добрыня.

Мир кусалы-мастера тогда перевернулся – и не только его. Пламенная Змея погибла, Горыныч, лишившись крыльев, сбежал зализывать раны в Ужемирье, а богатырь-воевода со своей дружиной освободил не только княжескую племянницу, но и всех пленников.

Шестипалый решил бежать вместе с русичами. Подальше от грубого жестокого хозяина, подальше от опостылевших завистливых соперников. Пока еще Горыныч оклемается, пока вернется в Белосветье, пока сообразит, что к чему… Другого такого случая не представится.

Было боязно, конечно. Чужой мир, чужие обычаи. Как-то примут кусалу-змеевича в новом отечестве? Сгодится ли он там на что? Пока другие мастера прятались по щелям, не без основания опасаясь богатырского гнева, Змёда бесстрашно шагнул навстречу Добрыне. Тот уже занес было огромный меч, но Алексей Михайлов сын снова закрыл собой и упросил пощадить. Слова Добрыни Змёда запомнил надолго.

– Щедр я сегодня на пощаду. Если ты, парень, ручаешься за змеевича, то пусть живет.

«Пусть живет». С этих слов и началась настоящая жизнь Змёды.