– Ну что, хитростью не вышло, значит, отстоим птицу силой! Коли всё пойдет, как надо, никого не убивать! Слыхали, братцы? Они, ишь, попугаем обзываются, ну так и мы их – попугаем! Бану, понял? Попугать только!
Бортовой матрос послушно кивнул, сжимая рукоятки орудия, направляя острый наконечник-раструб водобоя в нужную сторону. Садко же покрутил головой, отыскивая взглядом любимую длинную удочку, которую утром оставил где-то здесь. Хорошо, вот она, лежит всего в шаге. А птица что? Ага, отгребла от чужого корабля ближе к «Соколу», тоже дело. Значит, пора! Садко опустил руку, отдавая команду.
– Три! – Его крик и зачарованный возглас чародея ударили одновременно, слились словно в колокольный звон, и тот окреп, зазвенел, взлетел над кораблями и тяжело грохнулся на палубы, разбился дюжиной отголосков.
Даже дрожь по воде пошла в разные стороны, будто не слово сказали, а камень за борт выбросили, потревожив морские глубины. Чужеземцы с вражеского корабля сначала отпрянули, но быстро взяли себя в руки. Воины метнулись вперед, оттирая от борта неодоспешенных купцов и матросов. Гребцы слаженно налегли на длинные весла, и пузатый корабль начал движение, намереваясь сблизиться с «Соколом». Враги попались не робкого десятка.
Откуда-то из-за спин чужеземных воинов вылетели две стрелы. Одна отскочила от паруса-самодува, вторая ужалила борт рядом с Полудом. Воевода в ответ лишь дважды лязгнул мечом об окованный край щита, отдавая приказ. И Бану пустил в ход водобой.
В сторону купеческого судна ударила тугая и тонкая струя морской воды, бьющая сильнее, чем зачарованная сталь. Самое крепкое дерево такая струя в щепу разобьет, даже железо прорезать может, а уж попадись ей человек на пути – напополам развалит.
Бану управлялся водобоем метко и ловко, воду подавал с промежутками, давая время большой железной бочке под нижней палубой наполниться. Первый выстрел прорезал во вражеском парусе огромную и неровную круглую дыру, бамбуковые реи и циновки полетели вниз, прямо на головы купцов и матросов.
Чужеземцы загалдели. И стрелять больше не стали.
– Уаф-буаф! – победно взревел псоглавец, потрясая топором.
Бану тем временем нацелил корабельное оружие в сторону носовой фигуры купеческого корабля. Миг, другой, и длиннотелый зеленовато-желтый извивающийся змей, отполированный стихиями до блеска, лишился сначала усов, а затем гребня и всех четырех лап.
– Ну что? Кто теперь на дохлого угря походит? – со смехом крикнул Бану, любуясь на дело своих рук.
Слова матроса потонули в резком крике Витослава, а затем – в громоподобном шуме бьющихся крыльев и чаячьих воплей. Громадная стая, кружившая над кораблями, ринулась вниз и атаковала чужестранцев, словно пернатый смерч. Чайки били врагов по лицам крыльями, клевали, целясь в глаза, а некоторые, особо изощренные, то метали на головы незадачливых врагов помет, то отрыгивали непереваренную рыбу.
Витослав кричал что-то торговцам, явно призывая дураков бежать.
Всё это время Садко спокойно наблюдал за происходящим, обмахиваясь шапкой. Наконец, решив, что время пришло, он поднял удочку, неспешно размотал шелковую леску, метко забросил крючок с грузилом на край плавающего гнезда и стал подтягивать ближе к «Соколу». Птица-алконост глядела на него внимательно, хвостом не помогала… но и не мешала, не отбивалась. Видать, поняла, что ее спасают.
Вислоусый купец в мокром кафтане с рыбьими кишками на вороте замахал руками и закричал что-то. Витослав тут же подхватил:
– Уходят! Они уходят!
Моряки-чужестранцы действительно резво принялись отгребать в сторону. Перестали грозно чирикать и бряцать оружием воины, зато испуганно вопили простые матросы, отмахиваясь от настырных птиц, что падали сверху, клевали и неуловимыми улетали прочь. Лишь когда враги отплыли на сотню локтей, последние чайки оставили преследование и направились к берегу. Над морской гладью установилась тишина, нарушаемая лишь удаляющимся скрипом в уключинах да мерными всплесками весел.
– Ча-як, ча-як! – крикнул вослед чайкам Витослав и поднял сведенные ладони в благодарственном жесте. – Доброго полета!
– Ки-яаааав! Ввааа! – тут же будто ответила ему алконост-птица.
Грозно вскинула крылья и принялась бить ими по багру, которым Садко теперь пытался подцепить гнездо, чтобы затащить на корабль.
– Стой! Не надо! – Витослав в ужасе схватился за голову. – Ты что делаешь, капитан?!
Садко перестал орудовать багром и непонимающе оглянулся на чародея.
– Так я ж помочь хотел. Можно под навес, вон, посадить ее. Прохладным шербетом отпаивать, опахалом обмахивать, пусть высиживает птенчиков своих по-царски.
– Э-э-э, нет! – Чародей выхватил из рук Садко багор. – Гнездо алконоста должно плавать в воде. В спокойной, тихой воде.
– А ежели ветер поднимется? – спросил Садко.
– Не поднимется, – проговорил Витослав и, перегнувшись через борт, оглядел птицу внимательно.
Та чуть качнулась, позволила взглянуть на яйца у себя под животом, под мягчайшими кипенно-белыми перышками.