– Пока птенцы не появятся на свет, не будет ветра над этими водами, – пояснил обаянник. – Непростой это штиль, алконоста чары.
Садко раздумчиво пожевал губу, размышляя. Купцы могли чуть выждать и вернуться за птицей, а если не купцы, то кто-нибудь еще… Приняв решение, капитан хлопнул по бедру ладонью и скомандовал:
– Спу-скаааай парус! Поплывем по течению, охраним диво-птицу! И «Соколик» пущай отдохнет.
Вот уж третий день Милослав вынужденно бездельничал. Корм-чему праздность давалась тяжело, в этом он во многом походил на воеводу Полуда. Решение караулить чудо-птицу, недвижно сидящую в плавающем гнезде, казалось пустой тратой времени. Но, раз капитан велел, значит, так надо.
Милослав, щурясь, глазел на горизонт, туда, где, по донесениям Нумы, упорно болтался давешний купечец. Чужаки ждали, что «Сокол» дивоптицу бросит да уйдет. Зря ждали.
Рядом встал Радята, лениво обмахиваясь пестрым восточным веером, который купил на одном из иноземных базаров. Покосившись на кормчего, повар тихо поинтересовался:
– Долго нам еще тут торчать-то?
– Как капитан скажет, так и двинемся, – бросил в ответ Милослав.
– Припасы могут закончиться. Вас, обжирал, кормить – та еще забота.
Кормчий легонько ткнул пальцем в пузо Радяты:
– Кто б говорил, братец.
Повар обиженно засопел, но высказаться ему Мирослав не дал, успокоительно хлопнув по плечу:
– Да знаю я, знаю, работа такая. Что там с харчами? Вина вдосталь?
– Вина – да. Воды, ясное дело, тоже. Зелени мало, да из живности только два барашка осталось. Куриц еще много, да вот беда, не несутся уже вторую неделю… О, может, у дивоптицы яйца отберем? Пробовал когда-нибудь иномирную яичницу?
Мирослав невольно хмыкнул, но тут же взял себя в руки и строго погрозил повару пальцем:
– И думать забудь! Ступай, давай. Я капитану доложу.
Радята пожал плечами и пошел прочь, а Милослав оглянулся на Садко, который беспечно что-то наигрывал на гуслях под своим навесом. С пресной водой-то у них и правда завсегда всё в порядке, а вот если с провизией станет туго, то придется заходить в порт раньше намеченного срока. Чудо-карта «Сокола» вела корабль вдоль берегов, высадок никто не намечал, но коли Садко решит завернуть в порт, карта все рассчитает и предложит новый путь.
Почитай, три года уже Милослав на «Соколе» ходит, а всё никак не привыкнет. Волшебный корабль его пугал, но не из-за отдельных чудесных свойств, а вообще – потому, что все «Сокол» делал сам, словно и не нужна ему никакая команда. Заставлял он Милослава чувствовать свою бесполезность и тем сильно смущал. Поставь на место кормчего какого-нибудь несмышленыша, типа Меля, так и тот со всеми заботами управится: и кораблем править сможет, и парус ставить, и морской путь прокладывать, и за порядком следить…
Откуда-то сверху ударил-протянулся за окоем тонкий солнечный луч. Нума снова развлекается, отгоняет чужаков, смеется. Что ж, чем бы ванара ни тешился…
Нума снова изнывал от скуки. Забирался на мачту, оглядывал горизонт и находил там одно и то же: неподвижную водную пустыню, узкую полоску земли да корабль иноземных купцов, что время от времени проходил вдали. Из людей обычных никто не сумел бы заметить его и уж тем более разобрать, чем вражья команда на палубе занята. Но то обычные люди, а не ванара!
Чтобы лютую тоску прогнать, Нума уже по головам пересчитал всех чужаков трижды, рассмотрел толком все весла и свернутые паруса, придумал морякам прозвища смешные: Рыбий Потрох, Толстый Краб, Желтый Мангоед… И, главное, отыскал в своем мешочке, запрятанном в глубине трюма, искусно ограненную хрустальную зачарованную линзу – для шалостей.
Не было у купцов чужеземных ванары, а подходить они боялись, вот и глядели на «Сокол» издали, прикладывая к глазам длинные трубки со стеклянным блеском в середине. Надеялись, что уведет Садко корабль прочь, устанет охранять гнездо алконоста, и вот тогда-а-а… Нума же ловил солнечные зайчики игрушкой своей, копил их в хрустальной глубине линзы, ждал, пока засмотрится враг и бдительность потеряет, и, шепча заветные слова, выпускал сияющий луч в цель.
Кто бы ни глядел в трубу на «Соколика», никто не мог устоять перед оружием Нумы! Будь то купец, капитан или простой матрос, жалили солнечные всполохи прямо в глаз, заставляли бросать трубку и руками смешно размахивать, за лицо хвататься и плясать на палубе. Тогда Нума хлопал себя по коленям и заливался отрывистым смехом, раскачиваясь туда-сюда, но корабль чужеземный поворачивал прочь и нырял за горизонт, а ванара вновь начинал зевать и маяться от безделья.
Кабы был он капитаном, нипочем бы не остался возле алконоста. В путь, в путь зовет сердце, а остановки и проволочки, ну какой с них толк? Да только Садко не такой, как Нума.
Со скуки дюжину раз за день подумывал ванара, как бы из хвоста птичьего перо на память вырвать. Или над Руфом шутил, мол, что это мокрой псиной снова запахло? Ой-ой, не скалься, большой пес, не пугай маленького Нуму, а то от икоты с мачты сверзится!