Когда замолчали гусли, алконост-птица вдруг улыбнулась и тихонько засмеялась, а Садко наконец-то сообразил, откуда, а вернее от кого, явилась ему во сне мелодия. Лицо иномирной птицы исполнилось сиянием, и ее крылья взметнулись, развернувшись над гнездом. И снизу, из-под белоснежного пуха, показались головы птенчиков. Были малыши смешные и неуклюжие. Издали походили не на птенцов настоящих, а на нелепую поделку кукольника, коему сказали «сшей птенчика», а он до того ни одной птицы не видал. Знал только, что она с крыльями и хвостом, вот и сшил человечков с ручками коротенькими и брюшком полосатым, потом приделал им крылышки и совсем куцые хвосты, ибо ниток цветных не хватило.
Топорща мокрые перышки на затылках, птенчики полезли на край гнезда, потянулись наверх, к Садко, и хором запищали. Алконост окружила их крыльями, чтоб не попадали в воду неразумные детки, вновь улыбнулась, засияла вся.
– Эй, ветер, что ли? – наконец заметил кто-то из команды.
– Да, други, – улыбнулся Садко, – народилась жизнь новая, вот и вернулся ветер.
Услышав добрые вести, команда «Сокола» сгрудилась у борта с радостными возгласами, а вперед всех, помогая себе локтями, протолкнулся чародей.
– Витослав, – обратился к нему Садко, – долго мы ждали, пока птенцы проклюнутся. Сколько еще осталось, пока они на крыло встанут?
Но обаянник, во все глаза таращась на птенцов, лишь руками развел да рассеянно ответил:
– Неведомо мне, прости.
Алконост-птица защебетала в такт посвисту ветра, будто старому другу обрадовалась, и замахала крыльями. Ей вторили семь малюток – запищали, запрыгали, часто трепыхая маленькими крылышками. Садко не выдержал, расхохотался, глядя, как детишки алконоста подпрыгивают и взлететь силятся. Вот глупыши! Где ж это видано, чтобы птенчики только вылупились, а уже на крыло становятся?..
Внезапно алконост оттолкнулась от гнезда и взмыла в воздух, разом поднявшись над головами Садко и команды «Сокола», взлетела вровень с Нумой, высоко над палубой. И один за другим, чудные и бесстрашные, едва обсохшие, встрепанные птенчики подпрыгнули, забили что было сил крыльями… и рывками, будто ветер баловался и подкидывал их на больших ладонях, полетели к матери. Садко засмотрелся на них, дивясь и улыбаясь.
А когда опустил глаза, увидал, как тонет гнездо алконоста. Быстро и неотвратимо, словно камней в него накидали.
– Ай-ай! – Радята кинулся было к багру, чтобы зацепить, удержать удачу, но запнулся, остановился, будто сам себя за шиворот поймал. Негодующе указал на Витослава: – Так вот почему чужеземцы пытались птичку нашу словить! Знали небось, что если птенцов дождаться, добычу потеряешь. А ты, Витослав, что ж нам не сказал, а?
Чародей, задрав подбородок, завороженно наблюдал за кружащими над кораблем алконостами и ответил небрежно, даже не обернувшись:
– Смуту сеять не хотел.
– Завсегда чародею нашему птицы да звери милее людей, – покачал головой Радята. – А мы вот удачи лишились.
– Вот чего-чего, а удачи мы точно не лишились, – усмехнулся Садко. – Все бы ворчать тебе.
Но на обаянника взглянул задумчиво, оценивающе. Похоже, не доверял капитану Витослав, раз утаил знания о гнезде алконоста. А коли утаил одно, кто скажет, что еще хитрый чародей на уме держит? Чем еще со старшим не делится? И неужто обаянник думал, что жажда наживы верх в душе Садко возьмет? Что знай капитан о секрете гнезда алконоста, не защитил бы птицу? Даже обидно. Надо бы поговорить с чародеем по душам, объяснить, что к чему…
Но сейчас Садко сердиться не желал – на сердце радость, ведь снова в путь можно отправляться!
– Прощай, алконост-птица! – прокричал он вверх. – Ежели больше не нужен тебе «Сокол», пойдем дальше, родная земля ждет!
В ответ раздался треск, будто ткань паруса огромного разошлась, завернулся в ракушечную спираль воздух, появилась прямо возле мачты большая круглая прореха, из которой подуло холодом. Нума вскрикнул и спрятался в «вороньем гнезде». Совсем рядом с ним в воздухе крутился зеркальный вихрь цвета перламутра, посреди которого виднелась лишь слепая чернота.
– Врата в Иномирье открылись, – пробормотал Витослав. – Дело воистину сделано. Алконост вывела птенцов, и теперь они все вместе домой возвращаются.
– В добрый путь! – Садко взмахнул рукой. – И за песню благодарю тебя! Не иначе, по доброте твоей из иного мира явилась она сюда! Сохраним!
В ответ запищали птенчики и нырнули один за другим в зеркальные врата. Раздался гром, молнии засверкали по краям прорехи, запахло грозой и свежестью… А птица-алконост, вместо того чтобы скрыться с птенцами, вдруг упала вниз и опустилась на борт рядом с Садко.
Повела крылом, и исчезли врата в Иномирье, будто и в помине их не было. Повела другим, и услышал Садко нежный и сильный женский голос:
–
– Ты говоришь? – изумился Садко. – Что же раньше молчала?