– Будет. – Охотник приладил мешок с яблоками к седлу и повернулся к Аленушке, которая, сложив руки на груди, упорно буравила его взглядом. Она явно желала, чтобы докучливый гость убрался наконец прочь, только китежанину еще было что сказать. – Вы оба понять должны, что вчера нам всем крупно повезло, да раз на раз не приходится.
– Как это повезло? – не понял Иван. – Я ж этого колдуна, да на колище свой, да…
– Толку-то. Дураком этот патлатый был, и меня глупее, и вас. С ним бы мы и поврозь управились, просто вместе быстрее вышло. Да и в лесу всю жизнь сидеть, ладно ли? А Охотникам везде почет. Знак китежский многие двери отворяет.
– Зачем он нам? – Алена едва заметно усмехнулась. – В лесу хорошо, спокойно, а коли скучно станет, в Ольшу сходим. Там всем рады, всех привечают, хоть мертвячку, хоть переворотня, хоть обертуна, хоть чудо заморское. И знак никакой не нужен.
– Ага, и винище там хорошее, – кивнул Иван, переводя взгляд с Охотника на сестру и обратно, и вдруг робко добавил: – Но и почет мне тоже надобен, я же богатырь!..
– Помолчи. – Вроде и голос не повысила, а «богатырь» ровно съежился. – Запомни, китежанин, мы сами по себе, как хотим, так и живем, а дела эти ваши… пусть идут лесом. С нечистью мы совладаем – когда захотим, а зло, возможно, и так уже победило, откуда ты знаешь?
– Когда победит, знать будут все. Если останется кому знать. – С Аленой спорить бесполезно, а заправляет тут она. – Вы как хотите, но в Китеж про вас я сообщу, предупрежу, что могут двое… таких заглянуть. Мало ли, вдруг да передумаете? А сейчас вам лучше затаиться, иначе как бы местные за вилы не схватились.
– Это с чего ж так? – растерялся Иванушка.
– А с того, что все колдуновы злодейства на тебя навесили, а нагадил поганец изрядно.
– Так мы же его прикончили, березь срубили. Все, как лесовик просил. Слыхал ведь, что Боровлад говорил?
– Я-то слыхал, а люди – нет. Языками молоть по селам горазды, вот и мелят про рогатого злодея. Так остаетесь?
– Аленка, может…
– Езжай, Охотник. Мы – не твоя забота.
Раз слушать ничего не желает, то пора и честь знать, нечего попусту воздух сотрясать. Нечего, и всё же Алёше не удержался, буркнул:
– Что моя забота, только мне ведомо. Последний раз повторю – обучаться вам надобно. Обоим. Дело вы правое делаете, нечисть истребляете, да только по Руси сейчас такие твари гуляют, что неучу с ними не управиться. Грамоту кто из вас разумеет?
Аленушка плотно сжала губы, так что рот ее в ниточку тонкую превратился. Китежанин вытащил из сумы немалый разыскной лист, на котором красовались большая рябая курица и то ли мышь, то ли крыса, с проткнутым шипами носом, а над ними алела огромная надпись «Остерегись!». Слова, начертанные ниже, были поменьше и сулили три сотни златников за достоверные сведения о лиходеях. Алёша передал лист Алене.
– С этими – не связывайтесь, – твердо сказал он. – Коли увидите, просто бегите, а, как только сможете, в Китеж весточку об их местоположении отправьте. Боровлада попросите, пусть своим велит.
– Это от куры-то бежать? – презрительно бросила мертвячка.
– От курицы с мышью, – уточнил Алёша. Не дурак пошутить, на сей раз он говорил серьезно и, стараясь придать своим словам побольше веса, четко выговаривал каждое. – С этой парой хорошо, если десяток опытных Охотников совладает. Китеж за ними почти полвека гоняется. Вот теперь всё. Бывайте здоровы, братец с сестрицею. Рад был знакомству, Белобог позволит, еще свидимся.
– Эх… Так, может, всё-таки стременную, а?
– Нет. Спасибо, но нет. – Китежанин пристально посмотрел в голубые глаза, сразу и звериные и человечьи, мальчишечьи. – Ты, Иван, поменьше на зелье это свое налегай, помни, что я тебе про ум говорил. Хмельная голова разума неймёт. О том знаю не понаслышке, уж поверь.
Прыжок в седло, скрип ворот, такой привычный глухой конский топот по лесной дороге.
– Ну, дела, – бросил непонятно кому Алёша. – Эх, поторопись, Буланыш, негоже, чтобы брат нас ждал.
Они успеют, они обязательно успеют, а эти двое пусть живут как хотят. Что ему, китежскому Охотнику, мертвячка с переворотнем, что он им? Очередные встречи на дороге. Встретились и разошлись, только…
Только лучше бы эти твари, Мышь с Рябой, обошли Старошумье стороной.
Пять десятков и еще двое
– Дед, что это? Что это, дед?! – шепотом причитала сухонькая, насмерть перепуганная бабка.
Треск, вой и гулкие удары били по ушам, а жуткая непонятная тяжесть словно бы прижимала стариков к полу. Дед силился подняться, но не мог, бабка уже и не пыталась – просто дрожала, привалившись к малой лавке. Горемычная изба ходила ходуном, в воздухе стояло марево из пыли, летала утварь, горшки, чаны, ухваты – весь нехитрый скарб стариков будто обезумел и сам собой вихрем закружил по дому. Мимо, прямо возле дедова уха, просвистел топор и, внезапно изменив направление, взлетел – и с глухим стуком врезался в притолоку.