Гая Кассия взял на себя сам Митридат, но его подвела неуверенность. Он начал сомневаться, как поступить, – Гай успел получить известие о поражениях вифинцев и Аквилия еще до того, как Митридат добрался до него. В результате наместник провинции Азия со своей армией отступил на юго-восток, двигаясь к Апамее, большому городу, стоящему на пересечении торговых путей, где он и «окопался», укрывшись за толстыми крепостными стенами города. В свою очередь, на юго-западе от армии Кассия, Квинт Оппий также узнал новость о поражении и предпочел встать в Лаодикии, как раз на пути Митридата, продвигавшегося вниз по течению Меандра.
Вследствие этого понтийская армия под личным командованием царя столкнулась с Квинтом Оппием, прежде чем добралась до Кассия. Квинт Оппий намеревался оборонять город, но вскоре обнаружил, что сами лаодикийцы придерживаются другого мнения. Горожане открыли ворота царю Понта, усыпая его дорогу лепестками цветов, и в качестве ценного подарка преподнесли ему Квинта Оппия. Киликийским воинам было велено отправляться туда, откуда пришли, но самого наместника царь задержал – его привязали к столбу на агоре в Лаодикии. Громко хохоча, царь призвал население забросать Квинта Оппия грязью, тухлыми яйцами, гнилыми овощами – любой зловонной мякотью. Но не камнями и деревянными предметами. Царь помнил слова Пелопида, что Квинт Оппий был честным человеком. Спустя два дня Оппий, более-менее невредимый, был отпущен и отослан назад в Тарс в сопровождении понтийского конвоя. Пешком. Идти пришлось долго: далековато для пешей прогулки.
Когда Гай Кассий узнал о судьбе Квинта Оппия, он бросил свои вооруженные отряды в Апамее и бежал на худой кобыле в сторону Милета. Он передвигался в полном одиночестве. Река Меандр разделяла его и Митридата. Он сумел не попасться в понтийские сети, раскинутые вокруг Лаодикии, однако был узнан в городе Низе, где его задержали и доставили к
К концу июня Вифиния и вся провинция Азия пали перед Митридатом, за исключением нескольких разрозненных лихих поселений, которые твердо полагались на неприступность своих крепостей и могущество Рима. Четверть миллиона солдат Понта осели на богатых зеленых скотоводческих землях на территории от Никомедии до Миласы. Поскольку в большинстве своем они были северными варварами – киммерийцы, сарматы, скифы, роксоланы, – только здравый страх перед Митридатом останавливал их буйство.
Ионийские, эолийские и дорийские греческие города, морские порты провинции Азия выказали восточному повелителю всю раболепную покорность, какую требовала его натура. Ненависть к Риму, вызванная сорокалетним владычеством, явилась колоссальным ресурсом для царя Митридата, который поспособствовал антиримским настроениям, объявив, что никакие налоги, оброки, пошлины не будут взиматься ни в этом году, ни в последующие пять лет. Те, кто задолжал римским или италийским кредиторам, освобождались от долгов. В результате жители провинции Азия возомнили, что жизнь под понтийской пятой лучше, чем под римской.
Далее, выйдя к Меандру, царь направился вдоль побережья на север, к одному из своих любимых городов, Эфесу. Здесь он временно расположился и вершил правосудие, продолжая заигрывать с местным населением. Он объявил, что вооруженные отряды, которые добровольно сдадутся ему, будут не только прощены и отпущены на свободу, но и снабжены деньгами для возвращения домой. Те, кто особенно ненавидел Рим – или, по крайней мере, явно это демонстрировал, – были повышены в чинах на всех территориях, во всех городах и населенных пунктах. Списки тех, кто сочувствовал Риму или находился у римлян в найме, быстро росли. Доносчики богатели.
Однако за всем этим ликованием и льстивым поклонением многие скрывали страх, ибо им были хорошо известны жестокость и своенравие восточных царей и то, насколько обманчивой была эта доброта. Любой взысканный милостями рисковал в один миг лишиться головы. И никто не мог предугадать, когда покачнется чаша весов.
В конце июня в Эфесе царь Понта издал три указа. Все три были секретны, но особенно третий.