Битва за Рим (Венец из трав)

Наконец в конце сентября Сулла смог покинуть Рим и присоединиться к своим легионам в Капуе. Переговорив со своим доверенным военным трибуном Луцием Лицинием Лукуллом, он поинтересовался, не хотел бы тот выставить свою кандидатуру на выборах в квесторы, если он, Сулла, попросит об этой услуге. Восхищенный, Лукулл выразил свое согласие, после чего Сулла отправил его как своего представителя в Капую — до тех пор, пока не прибудет сам. Завязнув на целый месяц в аукционах государственного имущества и организации своих шести солдатских колоний, Сулла думал, что он уже никогда не сможет выбраться из Рима. То, что он делал, требовало железной воли и твердого руководства его коллегами-сенаторами, большинство которых было очаровано им. А ведь прежде они даже не подозревали в Сулле своего потенциального вождя.

— Его затмевали Марий и Скавр, — заметил по этому поводу Антоний Оратор.

— Нет, у него просто не было достойной репутации, — отозвался Луций Цезарь.

— А кто в этом был виноват? — фыркнул Катул Цезарь.

— В основном, видимо, Гай Марий, — ответил его брат.

— Сулла наверняка знает, чего хочет, — сказал Антоний Оратор.

— И он это делает, — поежился Сцевола. — Я не хотел бы оказаться с ним по разные стороны!

Именно об этом думал и молодой Цезарь, пока лежал в своем убежище, наблюдая и слушая разговор своей матери с Суллой.

— Завтра я уезжаю, Аврелия. Я не мог уехать, не повидав тебя, — говорил тот.

— Я не простила бы тебе, если бы ты уехал не попрощавшись.

— А где Гай Юлий, его нет?

— Он далеко, вместе с Луцием Цинной, среди марсов.

— А, подбирают куски, — кивнул Сулла.

— Ты замечательно выглядишь, Луций Корнелий, несмотря на все свои трудности. Полагаю, что это женитьба подействовала на тебя так хорошо.

— Или женитьба, или то, что я стал слишком любить свою жену.

— Ерунда! Ты никогда не изменишься.

— Как воспринял Гай Марий свое поражение?

Аврелия поджала губы:

— Не без ворчания в кругу семьи, разумеется. Он не очень-то тебя жалует.

— Я и не ожидал иного. Но он наверняка должен признать, что я не гоняюсь за тем, чтобы мои приказы воспринимались с рабски высунутыми языками или бешеной похвалой.

— Ты и не нуждаешься в этом, — заметила Аврелия, — и это как раз то, что так расстраивает Гая. По-видимому, в Риме в нем больше не видят альтернативного военного вождя. Хотя ты был награжден венцом из трав, Гай Марий всегда оставался единственным. Его враги в Сенате были очень могущественны и все время ему мешали, но Гай Марий тем не менее знал, что он — единственный. Он также знал, что в конце концов они вынуждены будут обратиться к нему. А теперь он стар и болен. И к тому же у них теперь есть ты. Он боится, что ты лишишь его поддержки среди представителей высшего сословия.

— Аврелия, он — человек конченый! Не в том смысле, что он лишен славы или чести, но его время прошло. Почему же он не видит этого?

— Полагаю, будь он моложе и находись в более ясном рассудке, он понял бы это. Вся беда в том, что перенесенные им удары повлияли на его мозг — по крайней мере, так думает Юлия.

— Она все и всегда знает более точно и намного раньше, чем остальные, — заметил Сулла и собрался уходить. — Как твоя семья?

— Замечательно.

— А сын?

— Неукротим. Неутомим. Необуздан. Я пытаюсь удерживать его на земле, но это чрезвычайно трудно.

«Но меня не надо удерживать, мама! — подумал молодой Цезарь, выбираясь из своего гнезда, как только Сулла и Аврелия удалились. — Почему ты всегда думаешь обо мне как о пушинке одуванчика, летящей по ветру?»

* * *

Рассчитывая, что Сулла не будет тратить время — а тот уже выступил в поход и со своими войсками пересекал Адриатику, сражаясь с неблагоприятными зимними ветрами, — Публий Сульпиций нанес свой первый удар во второй половине октября.

О приготовлениях он не заботился: для того, кто, как Гай Марий, ненавидит демагогию, не следует культивировать искусство демагогии. Тем не менее Сульпиций проявил некоторую предусмотрительность, когда беседовал с Гаем Марием и просил его поддержки. Гай Марий не любил Сенат, и Сульпиций не разочаровался в оказанном ему приеме. Выслушав то, что он предложил сделать, Марий кивнул.

— Ты можешь быть уверен в моей полной поддержке, Публий Сульпиций, — сказал великий человек. Несколько мгновений он молчал, а затем добавил как бы в раздумье: — Тем не менее я попрошу тебя об одной услуге. Ты издашь закон, согласно которому мне будет поручено командование в войне против Митридата.

Требование казалось довольно небольшой ценой, и Сульпиций улыбнулся.

— Согласен, Гай Марий. Ты получишь это командование.

Сульпиций созвал народное собрание и предложил два законопроекта. Один приговаривал к изгнанию из Сената каждого его члена, который имел долги на сумму, большую, чем восемь тысяч сестерциев; другой требовал возвращения всех тех, кто был изгнан комиссией Вария по обвинению в требовании предоставить гражданство для италиков.

Сладкоголосый и медоточивый, Сульпиций выбрал верный тон.