Битые короли

— А может, ты не угодила Латенину — с чего бы вдруг он стал поглядывать на Речерскую? Не те подходы используешь, — сказал он, хотя не верил в это, ибо, по его разумению, только ненормального могла не устроить Фаина с ее мощным внутренним огнем.

Между тем ее вопрос застал врасплох, она открыла глаза и уставила удивленный взгляд в потолок и на пыльную люстру. Она об этом никогда не думала. Уверенная в собственных способностях, Палия не сомневалась, что главное — не дать партнеру прийти в себя, чтобы его мозг парализовали инстинкты, придавили его и выхолостили. Но вдруг Борзой прав, вдруг с Артуром она перегибает палку? Она задумчиво сжала губы.

Он, чувствуя, как на спине жгли следы, оставленные ее ногтями, прохаживался перед кроватью, смотрел на ее тело и спрашивал:

— И как же ты планируешь ободрать Латенина?

— Как липку! — Она снова прикрыла глаза, отметив, каким довольным был вид удовлетворенного Борзого, и успокоила себя мыслью, что не могла не угодить в постели Артуру. — Но с твоей помощью! Ты должен сыграть роль, какую не доиграл Дончаров.

Борзой остановился и засмеялся, оттого что представил, как они сейчас необходимы друг другу и как они во многом одинаковы.

— Но учти, что я ни черта не смыслю в бизнесе. Бизнес я люблю чужой, но так, чтобы он давал деньги мне.

— Не беспокойся. — Фаина опять открыла глаза. — Все именно так и будет. Ты должен только сыграть роль денежного мешка, и точка! А потом займешься своим привычным делом. Для тебя это не будет очень трудно.

— Тогда скрепим союз! — Опять раздался короткий смешок Борзого.

— Иди ко мне, — Фаина томно пошевелилась, двигая руками и ногами, — пора продолжить.

Он вновь навалился сверху, выжимая из девушки продолжительный писк.

8

Гусь двигался плавно, как будто никуда не торопился, да и вообще в спешке не видел никакого смысла, суета сует — это была не его стихия. Фишка, напротив, то и дело забегал вперед, приседая при каждом шаге, и оглядывался, поторапливая Гуся. От сильного солнца Фишка щурился и потел, а Гусь не испытывал неудобств от жары, был попросту к ней безразличен.

Они скользнули в подъезд дома, где жила Ксения.

Фишка остановился на площадке между первым и вторым этажами и посмотрел в окно, проверяя, не вынюхивает ли кто их след. Но двор жил своим обычным шумом с суетным движением людей у подъездов, какие старались скорее скрыться в холодок. Не заметив ничего подозрительного, Фишка продолжил движение по лестничным маршам, слыша за спиной дыхание Гуся.

Подошли к квартире Речерской.

Фишка пригнулся к замку, как вдруг раздался щелчок, от которого он вздрогнул и отодвинулся в сторону.

Ксения открыла дверь и показалась в дверном проеме, неожиданно для себя наткнувшись взглядом на двух напарников.

— А мы за тобой, дамочка! — сказал Фишка, шустро подскочил к ней и схватил за руку.

Речерская хорошо знала их обоих еще с того момента, когда был жив Глот. Она несколько раз наблюдала, как они принимали у Глота ворованные машины, и тем не менее сейчас глянула на них, как будто первый раз видела:

— Убери от меня свои грабли! Я тебя не знаю!

— Мы можем оживить твою память, дамочка бубновая! — шмыгнул носом Фишка и глянул через ее плечо в квартиру.

Ей не понравилось его обращение, оно напомнило о времени, проведенном около Глота, это было неприятное воспоминание. И хотя ей приходилось бывать во многих руках дамой бубен, но именно Глот вызывал у нее резкое отторжение. Она ненавидела его, хотя по большому счету была благодарна Глоту за то, что тот избавил ее от Саши Апро. Но то, как Глот обращался с нею, не оправдывало его в ее глазах даже тем, что он освободил от Саши и круто изменил виражи жизни.

Девушка могла бы сейчас оттолкнуть Фишку и скрыться в квартире, захлопнув за собой дверь, но это ни к чему не могло привести. Век сидеть в квартире не станешь, и позвать на помощь некого, не звонить же в полицию. А пока полиция появится, Фишка с Гусем десять раз успеют скрыться. Но потом, что она скажет в полиции — что знает этих типов как скупщиков краденных с ее помощью машин? Подставить себя. Бред. Нет, сейчас придется защищаться самой. Она хотела свободы, а у всякой свободы существует оборотная сторона медали: ты свободен, а значит, ты силен, но ты и слаб настолько, насколько силен. А коль ты силен, ты должен не только защищаться, но и нападать.

— Припоминаю, — начала она наступление. — Вы те огрызки, которые крутились возле Глота?

— То-то же, — удовлетворенно бросил Фишка и метнул взгляд на Гуся: — А ты говорил, что не вспомнит!

— Я не говорил, — переступил с ноги на ногу Гусь, покачнувшись при этом.

Фишка нырнул мимо Ксении в квартиру, проворно пробежал по ней. В кухне из подвесного ящика над мойкой выдернул стакан, из крана набрал воды и выпил с удовольствием, после икнул и бросил стакан в раковину.