Блад: глубина неба

— Это неэффективно, — доказываю я, — вы повредите имперский цеппелин достаточно, чтобы он вышел из боя, но не настолько, чтобы этот бой стал для него последним! А они, в свою очередь, повредят «Ржавый призрак». Позвольте пехоте делать своё дело: берите имперцев на абордаж, пока они не взяли нас, и мы сломаем их!

— Пробоина по левому борту, сэр! — сообщает капитану второй пилот — лейтенант Медина. — Баллоны не задеты, но совсем рядом! — он нервно оглядывается на меня, и я отмечаю, что он не вполне согласен с решениями Фриппа.

— Продолжать огонь! — хрипит капитан артиллеристам по внутренней связи и выкручивает штурвал, делая хитрый манёвр, чтобы уйти от вражеских снарядов.

Как пилот он, безусловно, хорош. Но не так, как был хорош Андрес Медина, и нас всё-таки цепляет по касательной, порвав обшивку. Медина-младший вновь бросает на меня быстрый, тревожный взгляд.

— Вы угробите цеппелин, капитан! — кричу я Фриппу сквозь грохот взрывов. — Здесь нужна пехота!

— Прикусите язык, — отвечает он, перейдя на «вы» — это сигнал, что состояние Фриппа близко к ярости, — вы не понимаете, что несёте! Я здесь капитан, и это мой цеппелин! Я лучше всех вас, вместе взятых, знаю, что делать! Обшивку залатают. А за мёртвых пехотинцев кто отвечать будет? Неужели вы, командир? — оглядывается на меня, и взгляд его серо-голубых глаз — как пощёчина.

— Если мы по вашей милости упадём — некому будет отвечать! — ору.

Это я зря. Не стоит доводить пилота до истерики во время боя. Но я тоже зол, меня несёт, и я спохватываюсь, когда уже слишком поздно.

Фрипп делает шаг от штурвала, продолжая держать его правой рукой. Левой хватает меня за рубашку под самым горлом, сжимает мощный морщинистый кулак, до треска скручивая ткань. Он настолько силён, что, мне кажется, сможет выкинуть меня за борт одной левой, швырнув через всю гондолу управления и разбив мною стекло.

— Ни разу в жизни я не терял своего цеппелина! — шипит он мне в лицо и отталкивает, возвращаясь к штурвалу. — Займите своё место, командир! — переключив голос на ледяное спокойствие, говорит он.

Я вынужден покинуть гондолу. Ухожу и чувствую спиной испуганный взгляд младшего Медины. Спускаюсь к солдатам. Они, судя по всему, и не сомневались в очередной моей неудаче.