Блаженные времена, хрупкий мир

Этот дом, в котором находился Лео, не был, в сущности, домом, он был овеществленным воплощением воображаемого дома, в котором все было продумано. Одно осталось не продумано: на практике это не могло функционировать. Личное счастье на основе осмысленной жизни, которое должно было породить всеохватное осознание мира. Произошло нечто необъяснимое. Именно необъяснимое. Вторжение иррационального. Нечто неожиданное, чего нельзя было заранее предсказать. Как будто порыв за разумной мыслью вызвал некое движение воздуха, повлекшее за собой ураган, который все смел на своем пути.

Множество зеркал на стенах, словно осколки одного большого, единого, а теперь разбитого зеркала. Кусочки, которые никогда больше не отразят все в целом во всей его значимости, в них виден был лишь последний осколок разбитой жизни Лео: выражение его личного страдания. Да даже и этого не было видно. Оно ничем не отличалось от несколько комичного выражения лица пьяного, который с удивлением наблюдает, как занимается день, наступления которого он никак не ожидал.

Лео не мог оставаться в этих комнатах, которые уже не были его комнатами, а стали комнатами Юдифи. Он не переносил мысли, что вынужден жить без нее у нее дома, в частном музее иллюзий, которые он создал, представляя себе их жизнь вместе. Юдифь должна немедленно забрать свою мебель и зеркала. Уничтожение всех основ прежней жизни казалось Лео таким всеобъемлющим, что он на мгновение был поражен, обнаружив, что телефон работает.

На прежней квартире Юдифи трубку снял какой-то незнакомец. Юдифь, переехав к Лео, отказалась от своей квартиры, и теперь там жил кто-то другой. В квартире родителей Юдифи к телефону подошла служанка. Дома никого нет, сказала она, сеньор Рикардо и дона Руфь уехали. А Юдифь? Юдифь больше здесь не живет, сказала служанка, но я могу дать вам номер телефона. Лео записал номер и потом четверть часа, тупо уставившись, смотрел на свой собственный номер телефона, который оказался на бумажке. Волшебное зеркало он отнес в кухню. Он не собирался сам себе готовить, значит, если оно будет стоять здесь, он его по крайней мере не будет видеть. Недолго думая, он решил всю мебель из гостиной передвинуть в другие места, а здесь поставить кровать. Тогда хотя бы одна комната будет нормальной, и, просыпаясь, он не должен будет каждый раз видеть зеркало, которое в спальне висело над кроватью. Но сейчас он чувствовал себя слишком обессиленным. Кроме того, подумал Лео, он может пока поспать на животе. Он поехал в город.

Две недели он провел в бесцельных скитаниях по городу, пил кофе и пингу в падариях, ел, если был голоден, сандвичи в закусочных и ходил немного подремать в кино, если уставал. По ночам напивался в барах, пока у него не появлялась уверенность, что он заснет сразу, как только придет домой. Дважды он напился так, что не в состоянии был добраться до дому и ночевал в маленькой дешевой гостинице в центре. Он подумывал о том, не уехать ли ему куда-нибудь, но он мог это сделать только после того, как объявится Юдифь. Ему нужно с ней поговорить, договориться о том, чтобы она вывезла мебель.

Нет, сказала Юдифь, я не хочу забирать эту мебель, она мне не нужна. Но ведь она твоя, сказал Лео, мне она тоже не нужна. Вообще-то она твоя, сказала Юдифь, ведь почти за все заплатил ты, у меня бы никогда не нашлось столько денег, чтобы все это купить. Но ведь я платил только потому, что ты хотела это купить, для себя я никогда бы этого не купил. Он чуть было не сказал: Я был бы счастлив, если бы мы всего этого не покупали, мне было так хорошо раньше.