Анастасия осталась в большом доме одна и преобразовала бывшую коммуну имени товарища Кастанеды по образцу некультового скита или взяла за модель филиал «Армии Спасения». В ее имении каждый человек вне зависимости от пола, возраста и степеней греховности, всегда мог получить тарелку супа и бесплатный ночлег. При условии соблюдения правил и беспрекословной трезвости. Кроме приходящих подопечных в большом доме имелись пансионеры, они жили у Анастасии постоянно, вносили средства на содержание скита и помогали управляться с командой сезонных клиентов. Что касается самой Анастасии, то она командовала парадом строго и немного мрачно. Однако ее уважали и слушались, особенно пансионеры.
У племянницы Вари, когда она переехала к тетке на постоянное место жительства, то и дело возникали с ними конфликты, особенно с дамской частью. Приживалки требовали, чтобы девочка подчинялась правилам: проявляла скромность в одежде и трудилась на огороде. Варя активно сопротивлялась, чем дальше, тем активнее. Анастасия с трудом и скрипом улаживала возникающие завихрения.
Профессор Кузьмицкий, а он с пристальным вниманием наблюдал быт «псевдомонастрыря» как случай коллективной патологии, неизменно становился на сторону Вари и диктовал «игуменье» манеры поведения с девочкой. Чем заработал у подрастающей Вари неоспоримый авторитет и всегда им пользовался. Ко всеобщему облегчению, Варя, как уехала учиться в столицу, так в скит и не возвращалась, только навещала тетку приватно, их отношения моментом уладились.
Петя подчеркнул, что Анастасия сильно привязана к племяннице, однако у той дело обстоит сложнее. Варя до сих пор не прощает тетке свое длительное пребывание в поселке Спицино. Судя по всему, девочке было дискомфортно, а тётка не торопилась извлечь её оттуда. Доктору известна лишь одна деталь, но совершенно секретная, поведанная под клятвой Гиппократа. В родном поселке Спицино у Вари выявились тенденции к пиромании, то бишь к поджигательству, они полностью исчезли после переезда, но иногда проявляются по мелочи. Скажем, будучи взволнована, Варя всегда жжет спички, бумажки и прочую дрянь. Это значит, пояснил Петя кратко, что дурная привычка может вспыхнуть при стрессовой ситуации.
Что касается последней информации о Варе, то Петя знает из первых рук, что девушке предложено место с понижением, но за рубежом, что-то вроде передачи дел и частичного управления отелем. Без вариантов. На днях Варя отбывает, состояние ее подавленное, но, пожалуй, не угрожающее. Варя очень амбициозна, не выносит проигрышей, но может смириться с частичным поражением, если надеется со временем поправить ситуацию. Кстати, пропажа профессора волнует Варю не слишком, возможно, она что-то знает, но Петя не уверен.
На этом поток информации от Пети иссяк, поселок Кротово возник на горизонте, стремительно вырос на глазах, и при въезде Петр Ильич объяснил на пальцах, как найти дом Анастасии, и как оттуда добраться до станции либо до шоссе.
Высадив пассажирку на приличном расстоянии от места следования, Петя вспомнил о врачебном долге и отсыпал пару ценных советов насчет обращения с Анастасией. Особенно настоятельно он предупреждал, что с нею шутки плохи, юмора тетушка не воспринимает никак. На прощанье Петр Ильич повторил, что взамен оказанных услуг он ждет полного молчания о его персоне, будто я его и знать не знала.
Осыпанная ценными советами, я потихоньку двинулась по упоительно прохладным сельским аллеям в сторону дома Анастасии, пребывая в полнейшей неготовности к разговору с нею. Солнце бегло шло к точке заката, кровавые блики отражались в стеклах домов и дачек, я шла себе на автомате, машинально вспоминая указания доктора Пети.
Пока наконец не добрела до конца улицы и не обнаружила дом на отшибе. «Дерни за веревочку, дитя мое, и дверь откроется…» — сказала я самой себе, собираясь в гости к убийце гражданина Бонифатьева. Но такая усталость снизошла на мою душу, что и это соображение смущало мало.
Основательное дощатое здание на вершине травяного откоса выросло на моих глазах, оба-два высоких этажа поотражали стеклами элементы заката, а потом я сразу оказалась в конце пути, прямо перед дверью без крыльца. Казалось, что она вела прямо с улицы в жилое помещение. Веревочки, чтобы за нее дернуть, я не узрела, кнопки от звонка тоже не увиделось, я чуть заколебалась, но постучала в дверь согнутыми пальцами. Но отклика не случилось, внутри царило безмолвие.
В сильном сомнении, уместно либо нет стучаться ногой, я повторила вежливую попытку, и в ближайшем закрытом окне выросло лицо. Женское, непонятного возраста, отчасти приплюснутое или так показалось из-за оконного ракурса. Неужели Анастасия? Очень невыразительная, можно сказать, неубедительная женщина смотрела на меня из окна, истощенная и даже ссохшаяся. Никакой опасности для окружающих в ней не ощущалось.