Блэк Виллидж

Ему было пятьдесят шесть лет, он не питал ни малейшей склонности к спорту и испытывал достаточно четко выраженную неприязнь к плаванию, но, поскольку речь шла о спасении собственной шкуры, вдохнул поглубже и ушел под воду. Перед ним с молниеносной скоростью пронеслись взятые с киноэкрана эпизоды подводного боевика, из которых он сделал еще более сжатую выжимку и теперь, в спешке, попытался как можно лучше ее воспроизвести. С комфортом посиживая у себя в гостиной, он взял за привычку задерживать дыхание вместе с героями и героинями, которые, чего бы это ни стоило, продолжали свою миссию во враждебной жидкой среде, подолгу спасаясь от плотоядных рыб, а то и инопланетян, или в окружении теней и водорослей успешно бились с неподатливыми дверцами автомобиля, или продолжали разборки на ножах, начатые еще на твердой земле. Сидя без движения у себя в кресле, он никогда не мог задержать дыхание так же долго, как потрясающие атлеты и поборники справедливости на кинопленке. Тем не менее эти кинематографические образы придали ему смелости и даже вдохновили в первые четыре или пять секунд, они всплыли в нем, заняв определяющий все остальное задний план его сознания и диктуя, как лучше всего вести себя под водой. И поэтому эти первые секунды сложились для него в общем-то удачно. Вода не спешила просачиваться в носовые пазухи, плавные гребки брассиста удаляли его от наиболее угрожающих оранжевых сполохов, а глаза, которые он за всю свою жизнь ни разу не преуспел открыть, ныряя в море, довольно безболезненно переносили контакт с взбаламученной водой. И так ему удалось покрыть несколько вполне заурядных метров, не испытывая настоятельной потребности обновить заполнивший легкие воздух, потом его нагруженные обувью ноги потянулись ко дну, икры огладила омерзительная растительность, ему показалось, что через плотину губ пробивается вкус речного ила и тины, и Ремул Корчиган запаниковал. Панический страх утонуть затмил ему рассудок, грудь содрогнулась от спазма, который он не преминул истолковать как прелюдию к смертельному натиску воды на дыхательное горло. Полностью во власти непроизвольной пляски, уже ни в коей мере не координируя деятельность верхних и нижних конечностей, он отказался от всякой цели; забыв об осторожности, выплюнул весь запасенный кислород и вынырнул на поверхность, задыхающийся, хрипящий и брыкающийся. В двух метрах от Корчигана бушевала лужа огня, прочерчивая перед ним узкий коридор, ведущий к пришедшему в упадок каркасу старого причала. Понтон нового причала едва виднелся сквозь завесу черного дыма. Катер не уносило течением, он колебался, наполовину в пламени, словно желая любой ценой остаться там, где его чаще всего швартовали, словно выказывая свою идиотическую животную преданность.

Ремул Корчиган не стал звать на помощь и привлекать внимание к своему положению. Он не был параноиком, но с самого первого мгновения понял, что речь не идет о несчастном случае. Он слышал взрыв, и тому, если ограничиться чисто механическими причинами, не могло быть никаких объяснений. Неполадки со стартером не могли послужить причиной такого внезапного и мощного возгорания: тут была замешана какая-то адская машина. Моя дочь, подумал он, Тамара Корчиган. Дочь и зять Ульганг Шнатц. У него не было времени развить эту интуицию: почувствовав, что его ноги опять уходят ко дну, а коридор в огне может в любую секунду закрыться, Ремул Корчиган овладел собой и проскользнул между двумя очагами к старому причалу. От него только и уцелели, что остатки свай и прогнивших сходней, а доступ к соседствующей с виллой территории сделали непроходимым заросли колючих кустарников. Осознавая теперь, что он более-менее ускользнул, по меньшей мере временно, от покушения, он, как мог, затаился среди развалин. Встал на покрытом грязью дне, высунул из воды голову, нащупал ногой опору. Он старался двигаться как можно меньше. Пока что останусь здесь, подумал он. Посмотрим, что будет дальше.

На понтоне появился Джимми Корчиган, его восемнадцатилетний сын. Он держал в руках шест с крюком на конце и, вроде бы не смущаясь жирными клубами дыма и храпом, которые порывы ветра несли в его сторону, принялся шуровать им среди невысоких маслянистых волн, плескавшихся и пенившихся у него под ногами. В его жестах сквозила определенная небрежность. Он прочесывал своим багром кромку огня без особой цели, словно играя. Вскоре к нему присоединилась мать, Лолла Корчиган, у нее был не столько обеспокоенный, сколько рассерженный вид. Оттуда, где он скрывался, Ремул Корчиган не пропустил ни полслова из их диалога, ибо над рекой воцарилась тишина, а сын и мать не потрудились понижать голос.

– Его нигде нет, – сказал Джимми Корчиган.

– Нужно тыкать чуть глубже, – посоветовала Лолла Корчиган. – Возможно, он плавает не слишком глубоко под водой.

– Или его унесло течением, – сказал сын.

– А что, если он все еще на катере? – возразила жена.

– Ты же сказала, что видела, как он свалился в воду, – сказал сын.

– Я уже не так в этом уверена, – призналась мать.