Блэк Виллидж

Пока я прилаживала мешок себе на спину, Длинные черные сальные волосы внезапно занервничал и схватил Элиану Валустани за плечо, очевидно намереваясь увлечь ее в одну из жалких палаток «пропускной проверки». Я услышала, как Элиана Валустани издала разъяренный возглас и тут же, вопреки тому, чему нас учили относительно подобного сорта сцен, приступила к жесткому разносу. Схватившая ее рука оказалась в момент сломана, у него не было времени даже закричать, как безукоризненно выверенный захват размозжил ему хрящи дыхательного горла. Что касается демонстрации боевых навыков, я восхитилась мастерством Элианы Валустани, но в ту же секунду сказала себе, что наше появление в лагере пошло наперекосяк, что оно идет по отвратительному сценарию и наше задание теперь обречено на провал. Элиана Валустани между тем закончила с этим типом ударом пятки, который снес ему физиономию и, скорее всего, то, что за ней крылось. После чего выправилась, безукоризненная, уравновешенная, чуть ли не улыбающаяся фигура, справившаяся с накатившим страхом, вновь обретя свою личность после эпизода с Амоком № 1, и закричала, ни к кому не обращаясь:

– Что еще нужно проверить?

Остальные пребывали в шоке, просто окаменели. Их глаза перебегали с того, что осталось от их главаря, чей мерзкий парик, соскользнув, приоткрыл лоснящийся сальной кожей раскроенный череп, на

26. Солдатов

Хотя его не приглашали, Солдатов пристроился к очереди поклонников и дальних родственников Саши Йомошигина и, добравшись до столика регистрации, за которым главенствовала невестка Йомошигина, Лейла Йомошигина, выложил окаймленный серым конверт со своим пожертвованием. И встретился при этом взглядом с глазами женщины, черными, вопрошающими, блестящими и влажными, в точности как он успел заметить четырьмя днями ранее, когда она сжалась на заднем сиденье лимузина в ожидании смерти, которая так и не последовала. Он не сморгнул, но почувствовал, как где-то в глубине горла у него что-то сжалось. Он оказался не готов встретить ее в этом месте и спрашивал себя, не узнала ли она его. Борясь с рефлекторным желанием сглотнуть слюну, он безразличным тоном назвал содержащуюся в конверте сумму. Женщина опустила глаза и чуть поклонилась в знак извинения. Попросила повторить. Не расслышала или не была уверена в услышанном и не хотела вписывать в реестр неправильное число. Потянулась нескончаемая секунда замешательства, в продолжение которой она пристально всматривалась в конверт, не в силах расшифровать каракули, которые Солдатов сделал и вовсе нечитаемыми, присовокупив взятые с потолка росчерки из разряда тех, которые придумывают полуграмотные люди, когда их просят подписать официальный документ. «Тридцать долларов», – повторил Солдатов приглушенным голосом, словно по секрету. Это была разумная сумма, не слишком щедрая, но вполне подобающая для взноса, который хотел внести для семьи посторонний, желающий поучаствовать в погребальной церемонии, принести свои соболезнования и возжечь благовония перед портретом усопшего. Лейла вновь подняла взгляд на Солдатова. В этой обсидиановой вспышке Солдатов уловил скорее безразличие, нежели неприязнь. «Она меня не узнаёт», – подумал он, прежде чем чуть поклониться в знак приветствия, потом отодвинулся, уступая место следующему визитеру.

Солдатова, как ни крути, было не так-то легко опознать. Он выбрил череп, повязал на шею черный галстук и вырядился самым стандартным образом, в темно-серую пару, что обезличивало его среди мужчин, собравшихся здесь, чтобы поприсутствовать при погребении Йомошигина. У себя на поясе, скрыв его под пиджаком, он пристроил пистолет, из которого четырьмя днями ранее застрелил Сашу Йомошигина и его шофера.