Блэк Виллидж

Лагерь раскинулся на склонах пологой долины, на которую, выйдя из последнего пропускного пункта, мы могли взирать сверху вниз. Исходно палатки были разбиты в соответствии с четким геометрическим планом, но очень скоро, с уходом гуманитарных команд, логика пошла под откос, обустройство граничило с кошмаром, к исходным палаткам добавились ублюдочные постройки, возведенные из остатков предшествующего бидонвиля и натащенного из пригородов хлама. Теперь в чертеже аллей и в общей географии того, что стало местом жительства для скопища оборванцев, никакой логики не осталось. Большая синяя палатка санитарной службы была частично сожжена погромщиками, и в любом случае медицинские материалы либо оказались непригодными, либо были перепроданы сомнительным городским клиникам. Над всем этим с неумолимой жестокостью и пугающим самоуправством царили мафии, подчас устанавливая нечто вроде порядка, препятствовавшего сведению счетов и анархии.

Поскольку мы колебались, идти ли нам на поводу у этого разбойника с большой дороги, он обратился ко мне. Он умел читать, он усвоил имя, значащееся у меня в бумагах.

– Мириамна Шуйго, можешь назвать разницу между собой и твоей товаркой?

Мы с Элианой Валустани обменялись беглыми взглядами.

– Она врач, я тоже, – сказала я. – Между нами нет никакой разницы.

– Ну нет, разница налицо, – заметил главарь банды. – Она-то смазлива, а ты выдра выдрой.

Остальные так и покатились со смеху. Они хлопали себя по ляжкам и разевали рты, чтобы заглотнуть побольше воздуха для жуткого гогота. Меня не очень-то интересовал мой внешний вид. Двадцать лет тому назад, во время охоты на уйбуров, меня поймали два члена фракции Вершвеллен. По необъяснимым причинам, возможно, потому, что они уже более чем перекрыли свою квоту на убийства, а их опьянение шло на убыль, погромщики удовольствовались тем, что пару раз полоснули меня по лицу и позволили убраться восвояси. В дальнейшем я вела нормальную жизнь в школах Партии и ничуть не страдала из-за своих ранений. Организация не принимала в расчет красоту, уродство или увечья, значение имели только интеллектуальная или бойцовская компетентность и моральное соответствие. Но что правда, то правда, у Элианы Валустани в отличие от меня не было на левой щеке вздутого белесого креста, который доходил до самого лба. В этом смысле она определенно от меня отличалась.

Когда взрывы смеха потихоньку затихли, атмосфера еще более накалилась. Было ясно, что они не удовольствуются, реквизировав все наши запасы этилового алкоголя, и собираются стребовать с нас кое-что другое. Мы прошли тренировку перед заданием, и перед «пропускной проверкой» в частности, мы научились сносить насилие, групповое насилие и отсос в контексте скотства, зловония и болезней. Мы были подготовлены к ужасам, к жертвам, но все же намеревались до последнего и ужасов и жертв избегать.

– Мириамна Шуйго, можешь забрать свое барахло и идти в лагерный госпиталь, – сказал Длинные черные сальные волосы, невнятно махнув рукой в направлении неопределенной части лагеря.

Я взглянула на жалкий лабиринт, занимавший дно долины. Рядом с остатками большой санитарной палатки виднелись пункты, крытые синей холстиной. Возможно, именно это он называл госпиталем.

– Элиана Валустани останется здесь, – продолжал главарь банды. – Нужно еще кое-что проверить.

Элиана Валустани повернулась ко мне. Между нами было метров десять. По ее взгляду я поняла, что она в панике. Внешне так не казалось, она держалась прямо и без дрожи, ее лицо было невозмутимо, но я достаточно хорошо ее знала, чтобы распознать: что-то в ней стремительно выходит из-под контроля. Нам было знакомо это явление, одновременно и рациональный, и иррациональный отказ, внезапная, неконтролируемая неспособность погрузиться в самое сердце гнусности, внутреннее ошеломление, воздействовать на которое не способна никакая процедура, особенно в решающий момент. Эту слабость не могла исправить никакая тренировка. Мы называли ее «Амок № 1» и знали, что такое может случиться с каждым, с женщиной, мужчиной, без предупреждения, как смерть. Для меня отблеск в глубине взгляда Элианы Валустани читался как в открытой книге: Амок № 1 был на подходе, и она не собиралась подвергаться испытанию, которое ждало бы ее, подчинись она главарю банды.

Я прикинула, что, может быть, удастся вернуть ситуацию под контроль, продемонстрировав твердость.

– Мы уже отдали половину медикаментов, – вмешалась я злобным тоном. – Проверки пройдены. Верни наши бумаги и оставь нас в покое.

Длинные черные сальные волосы заколебался, и какую-то секунду я думала, что он подчинится. Мы же, как ни крути, медики и, стало быть, наделены почти магической властью. Я подтвердила свою решимость, направившись в сторону наших вещевых мешков, чтобы завязать их, надеть на себя, помочь надеть Элиане Валустани и тем самым закрыть дискуссию. Возвращать наши пропуска или нет, было, очевидно, второстепенным вопросом.