Блистательные Бурбоны. Любовь, страсть, величие

Все эти перестановки и рокировки кадров Помпадур предпринимала с двоякой целью. Во-первых, дать места людям, ей лично преданным, руками которых будет управлять она. И, во-вторых, привести к власти людей по большей части достойных, работоспособность и таланты которых позволят ей реально руководить королем. Ибо Людовик, как все ленивые умы, привязался к ней и потому, что она выполняла за него его обязанности по управлению государством, стараясь как можно меньше утруждать монарха. Даже самые сложные дела она представляла ему коротко и ясно, улучив благоприятную минуту хорошего настроения, так что королю работалось приятно и легко. Что давало дополнительную приятную иллюзию собственной талантливости.

Портрет императрицы Марии Терезии. Художник Ж.-Э. Лиотар

Вся же черновая работа оставалась за кадром и падала на хрупкие плечи прекрасной Антуанетты, которой приходилось поначалу одной, по сути, тянуть этот воз, именуемый Францией, ибо еще в 1747 году она с иронией и злостью пишет о своих впечатлениях о тех государственных мужах, которых она скоро переменит: «Между тем как сражаются, министры наши беспрестанно говорят о мире. Я частые имею переговоры с сими постоянными людьми, которые мне теперь не столь удивительны кажутся, как я себе их представляла прежде короткого с ними знакомства. Искусство политика состоит в том, чтобы благовременно для пользы государства обманывать и пременять правду в ложь: мне кажется, что это нетрудное искусство. Я вам сообщу некоторую глупость: я себе иногда воображаю, что пригожая женщина за своим туалетом употребляет более ума и глубокой политики, нежели во всех европейских кабинетах; ибо искусство нравиться гораздо труднее искусства обманывать. Ваше мнение, конечно, с моим не согласно; но я вас в сем деле посредником не избираю, поелику Вы стары».

Она быстро овладевала этим искусством, равно как и всеми остальными: так что здесь она не лгала. Король это видел и ценил (как поначалу ценил в ней все). Вскоре после титула маркизы она получает право на табурет герцогини, что давало ей право сидеть в присутствии короля и королевы (статс-дамой которой она станет лишь в 1756 году, в годы, когда ее влияние достигнет апогея). С этих пор она сидела рядом с королевой, ее целовали в лоб принцессы крови; кавалер св. Людовика носил шлейф ее платья; ей были присвоены все преимущества принцессы царственных домов.

Она не стесняется ими пользоваться и скоро становится средоточием всей придворной жизни. Она создаст моду своим умением роскошно и «небрежно» одеваться. Ее именем будут называть обстановку в квартирах (стиль «a la Reine»), постройки, костюмы. Она ввела в моду всевозможные изящные безделушки, составляющие богатство залы, стоящие дорого и скоро выходящие из моды, как и всякие причуды. Размножаются произведения искусства, фарфор, трюмо – все это достигает совершенства школы, получившей затем ее имя.

Она – законодательница нравов, вкусов, моды. Под ее влиянием уменьшается объем огромных фижм, заимствованных из Англии; корсет принял новую форму, подчеркивающую тонкость талии; кружева нашиваются во множестве, создаются удивительные веера из слоновой кости; в моду входит не слишком высокая прическа, волосы скрываются под пудрой, на них накалывают цветы, алмазные колосья или помпоны в виде розы; щеки обильно румянят, их украшают мушками (есть даже особый галантный разговор с их помощью – «Я сегодня жажду любви», или – «У меня сегодня настрой лишь на флирт», «Не подходи – я уже занята» и т. д.). Мужчины также пудрятся для усиления блеска глаз, носят также алмазные пряжки и пуговицы. Это разоряло многих придворных, ибо лишь кафтан из хорошего бархата стоил 1 тыс. ливров. К этому надлежало иметь английские манжеты, алмазные пуговицы, бриллиантовые пряжки. А платье немного более щегольское стоило уже полторы тысячи луидоров.

Кроме прочего – мебель. Трюмо украшают живописью и тысячами золотых цветов; туалеты покрыты кружевами и атласом; везде светло-голубой и нежно-розовый цвета (без плебейской яркости Возрождения); в ковры уходит ступня целиком; оттоманки, диваны с медальонами; люстры из хрусталя и фарфора; столы, обделанные медью, золотом и серебром; статуэтки – от безобразных уродов до нежных пастушек…

И все это создается ею и во имя ее, создается для ее наслаждения, для наслаждения короля, для наслаждения небольшого круга, который Помпадур хоть и не особенно любит, но с которым мирится. Хотя, конечно, в большей степени она старается для Людовика и себя, видя в себе олицетворение божества-женщины.