Блистательные Бурбоны. Любовь, страсть, величие

В Марли, в Трианоне, в Фонтенбло король приходил к ней по утрам в те дни, когда не было заседаний совета и когда она не ездила в Сен-Сир; в Фонтенбло он проводил с ней все время после мессы до обеда, если обед не устраивался тотчас же после мессы, чтобы потом отправиться на охоту за оленями, и оставался у нее часа полтора, иногда и больше. В Трианоне и Марли посещения короля были гораздо менее продолжительными, потому что, выходя от нее, он отправлялся на прогулку в парк. Посещения эти протекали почти всегда с глазу на глаз, без ущерба для ежедневных послеобеденных посещений, во время которых они оставались наедине очень редко и только на короткое время, потому что в эти часы министры являлись к ней в назначенные им для работы с королем дни. По пятницам, когда доклады министров обычно не назначались, присутствовали приближенные дамы, с которыми король играл в карты, или устраивалась музыка. К самому концу его жизни такие собрания стали устраиваться вдвое и втрое чаще».

Визит Людовика XIV в пансион Сен-Сир. Гравюра XVII в.

Большая политика Франции и Европы вершилась в гостиной маркизы. Она была в курсе всего и на все имела решающее влияние. Либо личным вмешательством, либо выдвижением на ключевые посты людей, ей лично преданных и обязанных ей, в которых она была уверена, что они будут поступать так, как это будет угодно, выгодно ей, как это будет отвечать ее представлениям о правильности данного решения. Другое дело, что, как женщина умная, она понимала, что вмешиваться стоит отнюдь не всегда, ибо частое ее вступление может разладить действие государственного механизма: вмешательство властительных дилетантов чревато как раз именно таким результатом.

Однако такую позицию невмешательства (почти как олимпийские боги) она проводила, когда дело ее непосредственно не касалось. Когда же были затрагиваемы ее интересы, от ее пассивности не оставалось и следа.

Так, она постоянно принимала участие в борьбе двух кланов – Кольберга и военного министра Лувуа, и всегда поддерживала финансиста. Это было вызвано тем, что именно Лувуа был тот человек, который взял с Людовика слово не разглашать тайну его брака с Ментенон и заставившего его сдержать ее, когда король под давлением Франсуазы спустя некоторое время все же попытался придать гласности свой брак.

Франсуаза возненавидела Лувуа и с тех пор преследовала его неустанно – когда в 1691 году министр в возрасте 50 лет внезапно умрет (удар – он чувствовал, как сгущаются над головой тучи), то, по сути, это спасет его, ибо именно в этот день король подпишет приказ о его заточении в Бастилию.

Ментенон, таким образом, отомстила ему за все – за тайну брака, за всегдашнюю поддержку Монтеспан (это он прикрыл ее, когда начало раскручиваться «дело о ядах»), за его выдержку, когда он, каждый день беседуя с королем в ее покоях о делах, находил в себе силу воли даже не смотреть на нее (сама Франсуаза по этому поводу писала: «Мое присутствие стесняет Лувуа. Я тем не менее никогда ему не противоречу. Король много раз говорил ему, что он может выражать свои мысли совершенно свободно»).

Она отринула свои надежды вернуться ко двору, когда смерть ненавистной Скаррон расчистит ей дорогу. Она пошла на покаянный жест – написала письмо мужу, умоляя его о прощении и прося позволения вернуться. Маркиз ей отказал.

Мало-помалу она раздала бедным почти все, что имела (а, кроме личных богатств, король после разрыва выплачивал помимо тысячи луидоровой пенсии и другие безделицы, общее количество которых выражалось в 1 млн 200 тыс. ливрах ежегодно). Она начала работать в общине – сама шить по нескольку часов в день рубашки для бедных. Строго постилась, носила железные вериги с гвоздями.

Ее терзал страх смерти, и она старалась совсем не спать, когда же забывалась ненадолго – у ее ложа бодрствовали несколько женщин.

И все же по-прежнему она в душе оставалась владычицей Франции – в ее комнате было единственное кресло (для нее). Все остальные обходились стульями, включая и ее детей. Лишь для брата короля и его дочери из соседнего помещения приносили кресла. Но сама маркиза своего кресла никогда не покидала – никого не встречала и не провожала.

И тем не менее почти вся знать Франции побывала у нее (почти все верили, что ей еще удастся вернуть благоволение короля).

С министрами вообще хлопот не было – они понимали ее значение и охотно откликались на ее приказ появиться у нее. Эта встреча давала министру установку, как ему вести себя на докладе у короля. Выполняя сценарий маркизы и опираясь – если это было необходимо – даже на ее явную поддержку в ходе доклада у Людовика, министр добивался решения, которого хотела Ментенон. При таком ее косвенном участии решалось до трех четвертей вопросов, рассматриваемых королем, который не подозревал об этом тайном сговоре.

И уже 100 % вопросов обсуждалось при Франсуазе, которая делала вид, что, занята вышиванием или чтением.