Блистательные Бурбоны. Любовь, страсть, величие

«Прельщение излишествами, – замечает печально Сен-Симон, – обычно столь роковое для излишеств такого рода, только укрепило благосклонность короля по отношению к г-же де Ментенон. Вскоре потом благосклонность эта нашла себе яркое выражение в предоставлении ей апартамента в Версальском дворце, наверху парадной лестницы, прямо напротив апартамента короля и на том же этаже. С этого момента король стал бывать у нее ежедневно и проводил с ней по нескольку часов в Версале и всюду, где бы он ни жил, ее всегда помещали также близко к королю, а если было возможно, на том же этаже.

Вереница посетителей, успехи, полное доверие, редкое ощущение зависимости от нее короля, всемогущество, всеобщее поклонение; министры, полководцы, самые близкие к королю члены его семьи – словом, все были у ее ног; все одобрялось, что она признавала благом, все порицалось, что она порицала; люди, дела, вещи, назначения, суды, милости, религия, все без исключения было у нее в руках, Король же и государство стали ее жертвами».

Так продолжалось целых 32 года – «беспрерывно, беспрепятственно, без облачка, даже самого легкого» (конечно, если не считать того, что Людовик по-прежнему не мог удержаться от интрижек, на что мудрая Франсуаза закрывала глаза, понимая, что если болезнь загонять внутрь, то это чревато неожиданным нарывом. А так пусть перебесится – возраст свое возьмет. Она оказалась права и в этом).

Ей удавалось все. Кроме одного, пожалуй, для нее самого главного. Король так и не признает ее открыто супругой и королевой. Боясь общественного мнения – прежде всего при дворах Европы – он обидит любимую женщину, оставив их отношения в тайне. В ответ на это Франсуаза будет подчеркнуто вести себя на всех церемониях не как королева, а как придворная дама (ибо уже в 1674 году Людовик сделал ее фрейлиной жены своего брата – герцога Орлеанского). В ответ на это она, казалось, и в быту не претендовала на особые привилегии, живя в Версале, в отличие от Монтеспан, в четырех небольших комнатах.

Брак держался в тайне, и поэтому иностранцы спокойно изощрялись по отношению к Франсуазе в остроумии (чего бы никогда не позволили по отношению к законной королеве; у французов хватало по этому поводу благоразумия молчать). Вильгельм Оранский, глава Голландии, будущий король Англии, как-то высказался: «Французский король – противоположность другим государям: у него молодые министры и старая любовница».

Впрочем, и Франсуаза высказывалась об окружающем мире не очень лицеприятно: «Женщины нашего времени для меня непереносимы, их одежда – нескромна, их табак, их вино, их грубость, их леность – все это я не могу переносить…» О мужчинах же придворных история также сохранила ее характеристику: «Я вижу страсти самые различные, измены, низость, безмерные амбиции, с одной стороны, с другой – страшную зависть людей, у которых бешенство в сердце и которые думают только о том, чтобы уничтожить всех».

Современники догадывались, по всей видимости, о ее отношении, и нелюбовь была взаимной. Вот ее портрет, сделанный рукой одного мемуариста: «Это была женщина очень большого ума, приобретшая лоск и знание света под влиянием лучшего общества, которое сначала ее терпело, а потом стало находить в ней удовольствие: галантные приключения придали ей особую привлекательность. Различные положения, в которых ей пришлось побывать, выработали в ней льстивость, вкрадчивость, любезность, постоянное стремление угождать. Необходимость вести интриги и те разнообразные интриги, какие она наблюдала и в каких она участвовала сама, то в своих интересах, то чтобы быть полезной другим, сделали ее опытной в этих вещах, – и она привыкла к интриге, почувствовала к ней вкус и усвоила все искусные ее приемы. Уменье быть несравненно приятной во всем, непринужденная, но вместе с тем сдержанная и почтительная манера, которая стала для нее естественной в силу ее долгого униженного положения, чудесно помогли ее талантам. Говорила она мягко, правильно, хорошо подбирая выражения, была естественно красноречива и немногословна… Постоянство в чем бы то ни было требовало от нее особого напряжения и усилия. Больше всего любила она порхать по знакомым и приятелям, а также по различным развлечениям; исключение составляли несколько верных друзей прежнего времени… отношение к которым она не меняла, и несколько новых, приобретенных в последние годы и ставших для нее необходимыми. Что же касается развлечений, то с тех пор как она стала королевой, ей нельзя было их разнообразить. Поэтому непостоянство ее характера отразилось на более важных предметах и причинило тем самым больше беды. Легко увлекаясь, она доходила до крайностей; столь же легко разочаровываясь, она проникалась отвращением (к предмету недавнего увлечения), то и другое подчас без всякого основания.

Франсуаза д’Обинье, маркиза де Ментенон. Художник П. Миньяр