Кроме того, в первые годы после создания государства, когда обеспечение иммиграции стало одной из важнейших национальных задач, требовалось проводить особенно осторожную внешнюю политику с теми странами, из которых можно было ожидать больших иммиграционных волн. Несмотря на наличие в США и Великобритании крупных еврейских общин, подавляющее большинство иммигрантов прибывали в Израиль отнюдь не из этих стран — и то, что евреи Западного мира в массе своей не свяжут с Израилем свои судьбы, руководители страны понимали, как бы горько им это ни было. Голда Меир (урожденная Мабович, по мужу — Мейерсон, 1898–1978) прибыла в Палестину/Эрец-Исраэль после пятнадцати лет жизни в США, но такие примеры были единичны. При этом израильские руководители «поколения отцов-основателей», сами в подавляющем большинстве своем — уроженцы «черты еврейской оседлости» в Российской империи, очень надеялись на прибытие в Израиль переживших Холокост евреев СССР и стран Восточной Европы, вследствие чего стремились создать у руководителей этих стран ощущение, что, если они и не находятся с ними «по одну сторону баррикад», то как минимум не находятся по разные стороны. В том числе и по этим причинам, Израиль был очень заинтересован в том, чтобы в его политике по отношению к советскому блоку нельзя было увидеть никаких признаков враждебности. В начале 1950 года в беседе с одним из лидеров американского еврейства, гостившим в то время в Израиле, Д. Бен-Гурион говорил: «Иммиграция — наша единственная надежда. Румыния закрыта, но мы не можем отречься от сотен тысяч живущих там евреев. Еще продолжается иммиграция из Польши, Чехословакии и Болгарии. Если есть хоть малейший шанс обеспечить иммиграцию с Востока, в особенности из Румынии, мы не должны им пренебрегать»[135]
. При этом важным аргументом Д. Бен-Гуриона в пользу невозможности ведения Израилем антиамериканской политики был факт проживания в США крупнейшей еврейской общины в мире; об этом он говорил еще в апреле 1947 года. Д. Бен-Гурион опасался, что антиамериканский курс тогда еще будущего еврейского государства ударит по еврейской общине США, чего он не мог себе позволить[136].В самые первые годы существования государства израильские руководители надеялись, что, несмотря на идеологические разногласия, благодаря новой политике Советского Союза станут возможными интенсивные политические контакты между двумя странами. В июне 1948 года первый министр иностранных дел Израиля Моше Шарет охарактеризовал новую политику СССР как «самую революционную перемену, которая произошла в мире по отношению к сионизму и еврейскому народу со времени Декларации Бальфура»[137]
. Д. Бен-Гурион и М. Шарет считали, что во всех случаях необходимо избегать любой конфронтации с Советским Союзом, однако они не собирались отказываться от борьбы с коммунистической партией в самом Израиле. Помимо практической проблемы налаживания отношений с Советским Союзом, Д. Бен-Гурион и сменивший его в конце 1953 года на посту главы правительства М. Шарет столкнулись с политическим противостоянием со стороны израильских левых радикалов, не признававших компромиссов в идеологических вопросах. Особенно активна в этом отношении была социалистическая Объединенная рабочая партия (МАПАМ), в которой Д. Бен-Гурион со времени ее основания в 1948 году видел главного политического противника. Израильские руководители в ходе полемики со своими оппонентами из левых сионистских партий позволяли себе определенную критику доминировавшей в Советском Союзе идеологии, внимательно следя за тем, чтобы не перейти границу, за которой началась бы политическая конфронтация с СССР[138].