После молитвы все принялись петь и танцевать хору. Я этого не умела. Да и можно ли мне было? Моя старшая сестра взяла меня за руку, сестра Мириам – ее, и мы присоединились к другим в хороводе. Мы шли вправо; я не знала шагов, так что просто повторяла за остальными. Высоко подняв руки, мы все, мальчики и девочки, пели: «Хава Нагила!». Мы смеялись, бегая по кругу все быстрее и быстрее. Я танцевала хору, и радость меня переполняла. Наконец мы с Мириам стали частью новой, огромной, любящей семьи.
Эпилог Евы
Мы прожили в молодежной деревне два года. Полдня мы работали на ферме, полдня – ходили в школу и делали уроки. Иврит мы выучили быстро, за два года, быстро прыгая с одной темы на другую, из одного класса в другой; наконец, мы оказались в десятом классе. Мириам работала в поле, а я была дояркой, единственной девочкой – со мной работали шесть мальчиков. Я научилась говорить «я люблю тебя» на шести разных языках, что в шестнадцать лет казалось мне полезным навыком.
В 1952 году нас призвали на службу в израильскую армию, там Мириам изучала медицину и стала медсестрой. Я изучала черчение и стала чертежником – рисовала планы зданий или механизмов. Меня назначили на службу в Тель-Авиве, где я провела восемь лет, дослужившись до сержант-майора. Эти годы очень сильно на меня повлияли. Я стала хорошим чертежником и обнаружила, что сама могу зарабатывать себе на жизнь. Но мне хотелось иметь дом, семью.
В апреле 1960 года я познакомилась с американцем Майклом Кором, который приехал в Тель-Авив в гости к брату. Хотя мы едва друг друга понимали, несколько недель спустя мы поженились. Он задал мне вопрос на английском, вечером я посмотрела, что этот вопрос значил, и ответила: «Да». Вопросом было предложение руки и сердца. Так я стала женой Майкла и переехала в Терре-Хот, штат Индиана, где он жил с 1947 года. Майкл переехал туда после войны, чтобы находиться рядом со своим освободителем из армии США.
Вот что я вам скажу: выходить замуж за человека, не владея с ним одним языком – не самая лучшая идея. Нас ожидало очень много сюрпризов, прежде чем мы успели по-настоящему друг с другом сойтись. Майкл, например, был уверен, что я – тихоня! А это, как вы могли понять по воспоминаниям, очень далеко от правды – я просто не говорила по-английски.
Переезд в Терре-Хот из Тель-Авива для меня был все равно что переезд на Луну. Я ничего не знала о жизни в Соединенных Штатах, не говорила по-английски и была уверена, что все американцы богатые. Вскоре после переезда я забеременела. Мне было нечем заняться, я безумно скучала по Мириам и по друзьям в Израиле; одиночество подтолкнуло меня начать смотреть телевизор. Сначала я думала, что в Америке по телевизору показывали только новости и спорт – кроме этого мой муж ничего не смотрел.
Поэтому я очень удивилась, когда на одном из каналов наткнулась на фильм о молодой паре – они ходили на свидания, целовались, жили так, как положено жить молодым. Вот это я понимаю – достойное телевидение! Программа меня затянула, я отводила взгляд от телевизора только чтобы записать незнакомое слово и позже найти его в словаре. Я стала заучивать слова. Так я выучила английский достаточно хорошо, чтобы устроиться на работу в течение трех месяцев после прибытия.
Наш сын, Алекс Кор, родился 15 апреля 1961 года, а дочь, Рина Кор, – 1 марта 1963 года. Я думала, что получила от жизни все, что должна была. Но все же пережитый в детстве кошмар продолжал меня преследовать.
Когда дело дошло до детских дней рождения, передо мной встала задача: как объяснить детям, почему бабушка с дедушкой не приходят в гости, как к их друзьям?
Когда Алексу было шесть, мальчик, пользовавшийся популярностью в школе, и несколько его друзей пришли к нам на Хэллоуин и принялись подшучивать над Алексом. Их «шутки» напомнили мне, как нацисты-подростки издевались над нами в Порте, а я ничего не могла с этим поделать, не могла защититься. Но теперь я жила в стране, в которой имела полное право постоять за себя! Я вышла на улицу и прогнала мальчишек. Это сделало наш дом «любимым» в Хэллоуин среди детей. Каждый год, 31 октября, начинались безобразия: дети рисовали свастики на наших стенах и ставили на нашем участке белые кресты – это было ужасно.
Алекс возвращался из школы в слезах и кричал:
– Мама, мне за тебя стыдно! Все говорят, что ты чокнутая. Почему ты не можешь быть нормальной, как другие мамы?
Я объяснила сыну, что я не чокнутая, но и нормальной, как другие мамы, быть не могу. Я подумала, что, если смогу рассказать о моем детстве, ребята все поймут и оставят нас и наш дом в покое. Но я даже не представляла, с чего начать рассказ о том ужасе.