Близнецы Освенцима. Правдивая история близнецов доктора Менгеле

Несмотря на это, мы сразу начали готовиться к отъезду. Каждый день правила, прописывающие, что мы можем взять с собой, менялись. Мы собрались за год до отъезда, так что несколько месяцев жили в окружении коробок, которые собирались увезти. Чтобы покинуть страну, мы с Мириам подписали документ, согласно которому вся наша собственность, оставленная в Румынии, переходит государству. Нам все еще принадлежали два акра земли в Порте, хотя бóльшую часть коммунисты уже раздробили и передали крестьянам. Нам так сильно хотелось уехать, что мы были готовы от всего отказаться.

За два месяца до отъезда из тюрьмы выпустили мужа тети Ирены; он тоже получил визу. Нам он ни слова на сказал о своем заключении, но мы просто радовались, что он вернулся.

Наконец, в июне 1950 года, прямо перед отъездом, правительство сообщило, что разрешалось взять только то, что будет на нас надето. В самый день отъезда тетя Ирена сказала нам надеть три платья, а сверху – наши пальто. Я осторожно завернула наши семейные фотографии, чтобы перевезти их в Израиль.

На поезде мы доехали до Констанцы, города на побережье Черного моря. Толкаясь и пихаясь, мы втиснулись в очередь на корабль. Нас с Мириам сдавливали со всех сторон, мне было трудно дышать. Но мы крепко вцепились друг в друга, чтобы нас не разделили. На корабль, рассчитанный на тысячу пассажиров, ломилось три тысячи. Мы прождали целые сутки, прежде чем пуститься в плавание.

Я глядела на отдаляющийся берег и понимала, что нас с Мириам ничего не держит в Румынии. На протяжении этих пяти лет я таила надежду, что родители с сестрами еще могут вернуться. Еврейские организации и Красный Крест постоянно обновляли списки вернувшихся людей. Я проверяла списки в детском доме, где мы всегда ужинали, но родные имена там не появлялись. Нам с Мириам уже было шестнадцать. Надо было жить дальше.

Путешествие вышло долгим и утомительным. Днями мы не видели суши, но от открытого моря захватывало дух. Бескрайний простор моря и неба, свежий воздух, ветер, треплющий волосы, – все это пахло свободой и надеждой. Держась за руки, мы с Мириам наблюдали за дельфинами, которые то выныривали, то опускались обратно под воду.

Мы прибыли в Хайфу ранним утром. Пока корабль приближался к причалу, мы стояли на палубе и любовались восходом над израильской горой Кармел. Картина была потрясающей красоты, ни с чем не сравнить. Страна свободы. Почти все пассажиры корабля пережили ужасы Холокоста, как и мы. Народ пел гимн Израиля, «Атикву». Мы подпевали, плача от счастья.

В порту мы искали дядю Аарона, который в то же время искал нас. Наконец он нас заметил, замахал руками, принялся выкрикивать наши имена. Мы обнялись, дядя нас поцеловал; мы рыдали в его объятьях. Мы так изголодались по настоящей, теплой любви, которой очень давно не получали от кого-то кроме друг друга.

Мы с сестрой, в одинаковых красно-оранжевых пальто, под которыми скрывали по три одинаковых платья, впервые за долгое время почувствовали, что мы дома.

Глава 14

Оказавшись в Хайфе, мы узнали, что сына тети Ирены там на самом деле не было. Она это выдумала, чтобы получить визу. Мы с Мириам очень расстроились, когда поняли, что никогда не увидим нашего любимого кузена. Весь день мы провели с дядей Аароном и его семьей. Решили, что мы с Мириам должны сходить в одно из поселений для молодых репатриантов, которые учредило израильское правительство. Деревни находились при больших фермах, где молодые люди вроде нас выращивали и собирали урожай, ухаживали за животными. Эти фермы кормили молодую нацию Израиля.

В нашей деревне работали в первой половине дня, а во второй ходили в школу. В мои обязанности входило собирать помидоры и арахис, а еще доить коров.

Кроме нас с Мириам, в деревне работало около 300 подростков из разных стран со всего мира. Не все они были жертвами Холокоста. Некоторые ребята жили в деревне, пока их родители проходили подготовку к новой работе. По прибытии нас всех разделили на группы, и мы быстро подружились между собой. В каждом общежитии была домохозяйка, но мы сами следили за порядком в комнатах. Впервые за все время, что мы покинули Освенцим, я спала без кошмаров. Впервые мне не надо было беспокоиться о нашем с Мириам выживании. Не было никакого антисемитизма, и нам не только можно было, а нужно было гордиться еврейским происхождением. В молодежной деревне наши раны потихоньку заживали.

Поскольку все прибывшие говорили на разных языках, нас учили одному общему – ивриту. Несколько слов мы с Мириам выучили в первый же вечер в деревне. Была пятница. В тот вечер, как это делали каждую неделю, все собрались в большой столовой, чтобы отпраздновать Шаббат, еврейский праздник субботы. На всех были белые рубашки. Двух девочек назначили «старшими сестрами» над нами, чтобы мы чувствовали себя как дома.