И они взяли ее, и Норма Джин их не обманула: очень быстро освоилась с работой на конвейере, с тупыми чисто механическими движениями робота. Ибо ничто так не закаляет женщину, как рутинная домашняя работа; только теперь она вышла из скорлупки, из замкнутого пространства дома, и показывала, на что способна, всему остальному миру. И старалась доказать, что она куда старательнее и сообразительнее других работающих рядом женщин, а потому представляет собой большую ценность. И все это — под неусыпным взором прораба, а над прорабом стоял еще менеджер, а над менеджером — еще какие-то боссы и начальники, известные лишь по имени, да и то этих имен не положено было упоминать простым работницам вроде Нормы Джин. И, возвращаясь домой после восьмичасовой смены и пошатываясь от усталости, Норма Джин была тем не менее почти счастлива. С детской жадностью подсчитывала в уме деньги, которые заработала, минус семь долларов на налоги и выплаты по социальному страхованию. Но зато все остальное было ее. И она могла потратить эти деньги на что угодно или отложить.
Она возвращалась в свою тихую комнатку, где ее никто не ждал кроме, разумеется, Волшебного Друга в Зеркале. Приходила с легкой головной болью, голодная, но зато ей не надо было готовить сложных и сытных блюд для прожорливого мужа. И ужин ее чаще всего состоял из разогретого консервированного супа «Кэмпбелл». И каким же восхитительно вкусным казался ей этот горячий суп! Иногда она съедала после него кусок белого хлеба с джемом, банан или апельсин, выпивала стакан теплого молока. А потом устало валилась на кровать. То была узенькая койка с тоненьким, в дюйм, матрасом. Норма Джин снова вернулась к девичьей постельке. Она слишком уставала, чтобы видеть сны, и чаще всего ей действительно ничего не снилось, или она утром просто забывала, что снилось.
Но иногда в своих снах она подолгу бродила по бесконечным и незнакомым коридорам сиротского приюта или вдруг оказывалась на спортивной площадке, посыпанной песком (площадка почему-то казалась знакомой), и кружилась там в каком-то странном танце, и площадка была обнесена сетчатой изгородью. И там, из-за этой изгороди, кто-то наблюдал за ней. Кто?.. Неужели Темный Принц? Неужели он пришел за ней?.. Ей никак не удавалось разглядеть того, кто за ней наблюдает. А еще она иногда бродила по Ла-Меса, в одних лишь трусиках, и искала дом, где жили они с мамой, и никак не могла его найти, и не в силах была произнести вслух волшебное слово, которое бы привело к этому дому. А ведь она знала это слово — ГАСИЕНДА. Она была девочкой из сказки, начинавшейся с
Во всяком случае, к ней.