Блондинка. Том II

И оба они дружно и громко расхохотались, как смешливые дети. И сразу же застеснялись друг друга, и еще немножко испугались. Потому что они еще не прикасались друг к другу. По-настоящему. Рукопожатия и прикосновение к ее руке не в счет. Они даже ни разу не поцеловались. Они уйдут из ресторана в полночь, Драматург посадит Блондинку Актрису в такси. И только тогда они поцелуются, на прощание, торопливо и жадно, но вполне пристойно, и снова пожмут друг другу руки, и будут провожать друг друга тоскливыми взглядами. И ничего больше. Во всяком случае, в ту ночь.

От избытка чувств Драматург прошагал пешком кварталов десять, пока не очутился перед своим домом с темными окнами. Какое это счастье — влюбиться! Какое счастье, что ты сейчас один!

15

Я, как и моя Магда, девушка из народа.

И никаких шрамов. Ни на руках, ни на теле.

Моя новая жизнь начнется вместе с ее жизнью. И у Исаака тоже! Он снова станет мальчиком, для которого мир нов. Ни истории, ни Холокоста, просто новый, чистый, как лист бумаги, мир.

Даже после того, как они стали любовниками, на людях Драматург редко называл Блондинку Актрису Мэрилин, потому что то было имя, которым фамильярно называл ее весь остальной мир. А он, ее любовник, ее защитник, никогда не был всем остальным миром.Не называл он ее наедине и Магдой или моей Магдой. Вместо этого он вдруг с удивлением обнаружил, что обращается к ней самым банальным образом: милая, дорогая, дорогуша, любимая. Наверное, потому, что этими нежными именами весь остальной мирпросто не смел ее называть.

Только он.

Когда они оставались одни, она называла его Папочкой. Сначала игриво, поддразнивая (да, все правильно, никуда не денешься, он был старше ее почти на двадцать лет, так почему бы и не пошутить немножко?). Затем тон изменился, и слово «Папочка» стало звучать так искренне и непосредственно, и в глазах ее при этом всегда светилась любовь, даже обожание. На людях она называла его «дорогой», реже — «милый». Крайне редко называла его просто по имени, и никогда — именем уменьшительным. Потому что и это тоже было имя, известное всему остальному миру.

Всякий раз, когда любим, мы изобретаем свой интимный язык. Доверительный язык любовников.

О, но, Папочка! Ты ведь никогда не будешь обо мне рассказывать, нет? Никому-никому, ладно? Никогда.

Или писать обо мне? Да, Папочка? Никогда, дорогая. Разве я тебе уже не говорил?..

16

Американский эпос.Наконец-то позвонил Перлман. Чуял, что что-то неладно (ведь старый друг Драматург стал почему — то избегать его со дня читки), но решил не подавать виду. В течение целого часа он непрерывно молол языком, восхваляя и разбирая «Девушку с льняными волосами», и в конце выразил надежду, что они все-таки поставят пьесу в следующем сезоне. А затем голос его упал (в точности в том месте, где ему, по предвидению Драматурга, и следовало упасть), и он спросил:

— Кстати, как тебе моя Магда? Не дурна, верно?

Драматург задрожал от ярости. И смог заставить себя пробормотать нечто нечленораздельное в знак согласия.

Перлман возбужденно заметил:

— Во всяком случае, для голливудской актрисы. Классический экземпляр, этакая тупенькая блондинка без всякого сценического опыта. Так что лично мнекажется, она проявила себя просто сверхзамечательно.

— Да. Замечательно.

Пауза. Сцена импровизированная, но Драматург предоставил инициативу Перлману. И тот, словно споря с ним, сказал:

— Этот спектакль может стать твоим шедевром, друг мой. Если мы, конечно, будем работать над ним вместе. — Снова пауза. Неловкое молчание. — Если Мэрилин… будет играть Магду. — Он произносил это имя, «Мэрилин», как-то особенно нежно, неуверенно. — Ты же сам видел, как она робеет. Боится игры «вживую», так она это называет. Боится, что вдруг забудет свои реплики. Будет выглядеть на сцене «незащищенной». Она — женщина крайностей, для нее все или жизнь, или смерть. Считает, что не имеет права на провал. Для нее провал равносилен смерти. И знаешь, я уважаю такой подход. Я бы и сам думал и действовал именно так, только так. Не будь во мне побольше здравого смысла. «Человек учится на своих ошибках, Мэрилин», — сказал я ей. А она тут и говорит: «Но люди только и ждут, чтобы я сделала ошибку. Только и ждут от меня провала, чтобы надо мной посмеяться».