Блудное художество

Устин шел сзади, краснел и бледнел. Федьке зачем-то потребовалось знать, давно ли Феклушка привечает Скеса, часто ли он у нее ночует, как вышло, что именно в эту ночь он отправился следить за Марфой.

А шалой бабенке любопытно было иное. В Зарядье знали, что сам обер-полицмейстер не брезгует заехать к Марфе Ивановне, выпить у нее кофея. И Феклушка все сворачивала беседу на иное: а есть ли у Архарова постоянная любовница да не думает ли жениться?

За такими приятными разговорами дошли до Зарядья. Тут Феклушка опомнилась. Она вовсе не желала, чтобы соседки видели ее с архаровцами. Поэтому она пошла вперед, а Федька с Устином - сзади, как если бы ее знать не знали. Но сперва уговорились, чтобы Феклушка никуда из дому не уходила - мало ли для каких вопросов она потребуется.

Далее архаровцы вели себя как кавалеры, высматривающие прелестницу: наблюдали за Феклушкой через забор.

Она, зная, что за ней следят, ходила по двору, показывая те места, где Скесу удобно было бы удрать, пока она спозаранку провожала корову в стадо.

– Там у них лаз, - сказал Устин. - Это они, поди, с теткой Настасьей и с ее Фроськой друг к дружке в гости бегают, там Настасьин огород, коли ничего не переменилось.

– А где Марфина вотчина?

– А вот поднимемся повыше, я тебе сверху покажу.

Они изучили ландшафт и поняли, что Яшка мог добраться до Марфиного огорода по пустырю.

– Вон и летняя кухня, - Устин показал на край дощатой стенки. - Тут, стало быть, Марфа с кем-то встречалась…

– Пока наш мусью сны смотрел! Пошли, поглядим - может, найдем чего.

Находок не было, зато поняли, что именно через пустырь можно добираться до Марфиной летней кухни незаметно.

– Стало быть, тот кавалер точно так же шел и так же оттуда выходил, - сделал вывод Федька. - Ну, теперь вспоминай всех соседок!

Устин посмотрел направо и налево.

– Тут я уж не знаю, кто живет. В чуму жили Сысоевы, а напротив - Малинины. Они вроде не хворали.

– У них корова есть?

– На что тебе?

– Вот дуралей! Коли есть корова - ее утром выгоняли в стадо. И хозяйка непременно что-то видела!

Федька был не то что полон азарта - переполнен, азарт бил ключом, образуя над Федькиной головой незримую хмельную пену. Он полез звать хозяйку, был облаян цепным псом, да еще малининский петух вздумал защищать свой двор и кур - принялся наскакивать на архаровца, словно бы видя в нем соперника. Пришлось ретироваться.

Наконец на шум прибежала хозяйка с палкой.

– А ну, вон пошли! - крикнула она из-за забора. - Молодцов сейчас кликну, достанется вам!

– Она это! - обрадовался Устин. - Дросида Пантелеевна! Это я, Устин Петров! Пусти на двор, дельце есть!

Калитка приоткрылась. Выглянула статная баба лет сорока, оглядела архаровцев и осталась ими недовольна.

– Думала, врали про тебя, а ты и впрямь, - сказала она Устину. - Нашел, где служить! Ну, чего надобно?

– У вас еще есть корова?

– А ты за молоком припожаловал?

Устин несколько растерялся. Тогда в разговор вступил Федька.

– Господин обер-полицмейстер велел разузнать, сколько где коров и как платят пастухам, - строго сказал он. - И сказано обо всем ему в точности донести, а коли где явится вранье - будут наказывать.

Ему уже приходилось иметь дело с сердитыми московскими обывателями, и он научился их смирять.

– Какое дело боярам до наших коров? - удивилась сердитая Дросида Пантелеевна. - Держим одну - чтоб детишкам свое молоко и своя сметана были. И то уж надоела - вставай для нее спозаранку!

Кабы Федька и Устин были повнимательнее, то и поняли бы, что хозяйка здешнего двора - невеликая труженица. Любая баба отметила бы, что сорочка Дросиды Пантелеевны была не вышита, как полагалось бы, а по вороту и рукавам отделана полосками красно-синей льняной набойки, да и те были пришиты не потайным швом, а весьма заметным.

Оказалось, что коров в Зарядье немного, и очень скоро архаровцы знали, в каких дворах их держат. Выяснили также, что никаких подозрительных событий здесь в последнее время по утрам не случалось. Хозяйки, с которыми они потолковали, не приметили рыжего человека, босого и без порток.

– Куда ж он забрел в одном исподнем? - спросил Федька Устина без малейшей надежды на ответ. - Кабы он видел того человека, что принес Марфе золотую сухарницу, то выследил бы - и тут же в контору побежал.

– Пойдем к реке, - предложил печальный Устин, - поищем там следов. Коли Яшеньки более на свете нет - я себе сего вовеки не прощу!

– Да ты-то тут при чем? - спросил Федька, удивленный не менее Архарова.

– Так он же помер без покаяния. А я-то мог ему внушить, донести до него святые словеса, а не донес! И из-за моего небрежения он, поди, в аду… Господи, страсти-то какие! Федя, ты можешь вообразить ад?

– Могу, - тут же отвечал Федька. - Спустись вон к Ване в нижний подвал, там тебе и преисподняя, и черти.

Устин шарахнулся от него и обозвал богохульником.

Они вышли на берег Москвы-реки и дошли до устья Яузы. Никаких следов Скеса не обнаружилось.