Блуждание во снах

Эх, думаю, вот же, снова не сходится: почерк-то и впрямь дядюшкин.

И тут кто-то в глубине коридора выкрикнул мою фамилию, очередь взволновалась, и все людишки подневольные разом ко мне поворотились. Ага! Гляжу, будто и не лица то вовсе, а рыла свиные, да песьи и куньи, и даже птичьи клювы али рты жабьи на меня глядят, сопят, гудят по-звериному. И все дружненько кивают, шикают: иди, мол, твоя очередь в кабинет-то ступать. И Гришкин этот шепчет в самое ухо: «Макар Тимофеевич, вот и наш черед пришел. Если позволите, я с вами зайду – подпишите и мои бумаги от нотариуса о наследстве вашем – вашем-вашем».

По коридору дым откуда-то синий повалил. Облака мудреные возле рожи загустели, словно лохматые куски сала топленого, али воску пчелинного, гуталином запахло, дегтем. Все вокруг замедлилось, закуржавело, стало каким-то кондовым. Глянул на Гришкина, а он будто окунь, глазки выпучил, рот разевает, а звуки не идут. И меня от всех этих паскудств снова дрема одолела.

Спустя пару минуток на ухо конь вороной ржанул, али сыч захохотал, и кто-то невидимый меня встряхнул за шиворот. Хошь не хошь – глаза-то я раскрыл. Гляжу, вернулось все разом: домина казенный тот же, с коридором узким, стенами белеными, да очередь и сутолока те же. Зверьё, однакож, пропало, а на их местах снова люди обычные сидят – чиновники мелкие, да торговые людишки, тетушки в чепцах – каждый ждет, когда его фамилию выкрикнут, да в кабинет пригласят. Ну и мне пришлось сызнова на скамеечку присесть. Чем я лучше-то? Все сидят, молча ждут. Видать, и мне ждать надобно. И Гришкин тут как тут, снова подсел тихонечко: «Хватит спать, Макар Тимофеевич, счастье свое проспите-с. Пора!»

И маета меня оставила, будто с запоя протрезвел. И туточки, как раз, двери дубовые распахнулись. И зовут меня в кабинет. А зашел внутрь и оробел. Кабинет-то огромный. На полу паркет палисандровый наборный, стены мраморные, всюду канделябры медные горят – по дюжине свечей каждый. Впереди стол блестит, глянцевый вощеный, орехового дерева. Вокруг стола стулья мягкие, гобеленом обшиты, со спинками резными. А с самого краю другой стол притулился – зеленым сукном покрыт. На нем приборы мудреные: чернильницы серебряные с перьями, нож для бумаги с ручкой малахитовой, пресс из яшмы, серебряный поднос для мелких донесений, печати деревянные и чугунные, папки кожаные, карандаш костяной. Вспомнил: еще часы старинные тут же стояли, с виньетками, да пастушками. А из-под стола, словно черт из табакерки, вылез господин важный, седой, с бакенбардами, в мундире зеленом с эполетами, да воротником малиновым, в золотом пенсне. Может, он до этого с полу что поднимал. Только когда зашел я в кабинет, за столом никого не было. А тут раз – и появился. Позади него будто пламя полыхнуло, и гарью запахло. Присмотрелся я, а это – камин высокий – в два человечьих роста, и дрова в нем жарко горели.

И никак я в толк взять не могу, что это? Куда я попал? То ли это повытчик[40]

какой, то ли начальник отделения, то ли начальник целого департамента, судя по важности и дороговизне обстановки…

Еще пуще я оробел. Чувствую, сзади меня снова Гришкин толкает в спину и шепчет: «Не бойтесь, Макар Тимофеевич, теперь ваше время пришло, господам диктовать…»

А начальник седовласый голову от бумаг оторвал, губами пожевал и говорит строго:

– Кто вы, господин хороший? По какому делу? Представьтесь, для начала, ибо времени нет у меня, в молчанку с вами играть.

Не успел я рта раскрыть, как Гришкин метнулся прямо к столоначальнику и зашептал тому что-то в самое ухо. Тот сразу в лице изменился, пенсне рукой оправил, физиономия в улыбке расплылась:

– Ах, это вы, любезный наш Макар Тимофеевич! Что же вы стоите, будто не родной? Милости прошу, – он соскочил с места, руки протянул и пригласил садиться прямо к его столу. – Располагайтесь, Ваше Степенство, располагайтесь.

– Помилуйте, какое ж я степенство? – прохрипел я, да видно покраснел, как рак в кипятке.

– Как это, какое? Самое, что ни на есть настоящее, – и засмеялся как-то гаденько. И Гришкин вместе с ним тоже засмеялся. – Я бы даже сказал Высокостепенство!

Я присел к столу на стул с резной спинкой. А столоначальник продолжил:

– Вот, Макар Тимофеевич, пришел ответ на ваше прошение о причислении вас к купечеству «Первой гильдии». Получите свидетельство.

И не успел я и глазом моргнуть, как он подает мне бумагу гербовую. Глянул я в нее, а пред глазами буквы прыгают, одно понял, что в свидетельстве значилось, будто теперь я – купец «Первой гильдии». Вон оно как! Из третьей сразу в первую шагнул. И за какие такие заслуги-то?