Богатые — такие разные. Том 2

Мы выпили пару бутылок шампанского. Лимонный сок и мед смягчили горло, а яблочный сок с джином утешили душу. Я почувствовал себя лучше, и, покончив с выпивкой, мы решили пойти поплавать и позагорать. Я снова принялся что-то говорить о Вивьен, но Сэм прервал меня, принявшись рассказывать о слиянии «Дженерал Бэби Фуд» с «Кэнедиен-Атлантик Гроусери Сторз», и я скоро увлекся идеей размещения займов без всякого намека на обыкновенные акции. Потом мы играли в теннис, и я выиграл. Потом я проголодался, и мы поели жареного мэнского омара, очень свежего и сочного, и мороженого с черникой.

— А теперь небольшой сюрприз для тебя, — сказал Сэм, взглянув на часы, когда мы покончили с кофе. Вечер только начинался. — Тебя ожидает встреча с совершенно замечательной леди.

Я пришел в ужас, испугавшись, неужели он был настолько глуп, что пригласил сюда Вивьен, но он сказал, что речь идет о женщине, вернувшейся из-за океана в Нью-Йорк накануне моего отъезда в Бар Харбор.

Я в замешательстве подошел вслед за ним к окну. По аллее медленно двигался автомобиль, и, когда я увидел свою гостью, на глаза мои снова навернулись слезы, так как Сэм заставил меня ощутить теснейшую связь с Полом.

Я выбежал в холл, оттолкнул своих телохранителей и широко распахнул входную дверь. Выйдя из машины, она уже шла к дому, но, увидев меня, остановилась, протягивая ко мне руки.

— Корнелиус!

— Сильвия? — спросил я, не смея верить, что это действительно она, и, охваченный всепоглощающим чувством покоя, бросился вниз по ступенькам крыльца навстречу ей.

— Пол был бы во мне так разочарован…

Это были мои первые слова, когда мы остались одни. Солнце уже садилось, и, взглянув в окно, я вспомнил свой разговор с Нолом здесь, в Бар Харборе, в таких же сумерках.

— Корнелиус, должно быть, первый брак Пола был очень похож на ваш. Он бы вас понял!

— Но он предупреждал меня…

Мы разговаривали долго. Ее темные волосы отливали красным цветом каждый раз, когда она наклонялась вперед, попадая под затухавшие солнечные лучи. Ее совершенно спокойное лицо по-прежнему светилось тем же таинственным внутренним излучением каждый раз, когда она улыбалась. Она всегда олицетворяла в моем представлении мир и спокойствие, оазис совершенства среди фальшивой роскоши и сплетен, и каждый раз, когда я на нее смотрел, я понимал, почему Полу хотелось, чтобы она стала его женой. Он мог целыми днями напролет работать в дикой тундре Нижнего Манхэттена, но, возвращаясь домой, к Сильвии, был уверен в том, что его ожидало тепло.

— Если бы только не ребенок, — вырвалось у меня наконец. — Вы не можете себе представить, каким виноватым я себя чувствую, как ненавижу себя за все то, что произошло.

— Первое время Пол чувствовал то же самое, думая о Викки. Но позднее говорил, что Викки придавала какой-то смысл катастрофе его первого брака.

Мы заговорили было о Поле, но скоро перестали. Наши мысли о нем были совершенно одинаковыми.

— Не думаю, чтобы у меня родился сын, — заметил я. — Уверен, что будет дочь. Я никогда не рассказывал вам о том, как мы с Вивьен нередко обсуждали разные имена, и она говорила, что ей больше всего нравилось имя Викки, такое прелестное и необычное?

— Корнелиус…

Она порывисто поднялась на ноги. А я уже давно шагал взад и вперед по комнате.

— У нас обоих с Полом были умные матери и старшие сестры, — заговорил я снова. — У обоих отцы умерли, когда мы были еще детьми. У обоих было трудное, одинокое детство. Обоим пришлось бороться за существование на Уолл-стрит в очень молодом возрасте. Оба потерпели фиаско в первом браке. Сильвия, я начинаю думать, что Пол завещал мне нечто большее, чем свои деньги и свое положение. Мне начинает казаться, что он передал мне всю свою жизнь, чтобы я прожил ее снова.

Она сказала, что это невозможно. Я никогда не слышал, чтобы она говорила с такой силой, и, когда она подошла вплотную ко мне, я понял, что ее спокойствие было нарушено.

— Пол умер, — сказала она. — Его жизнь кончилась, и дверь в нее закрылась. И не пытайтесь открыть эту дверь, Корнелиус. В Поле жили его собственные демоны-искусители, которые умерли вместе с ним. Оставьте их в покое.

— Но такое сходство во всем…

— Это мираж. Иллюзия.

— Но я хочу быть похожим на него.

— Вы такой, какой вы есть. И довольствуйтесь этим.

Она поцеловала меня и притянула к себе. Мы надолго замолчали. Потом она заговорила снова и предложила остановиться у нее, когда я вернусь в Нью-Йорк.

Понимая, что слишком долго злоупотреблял гостеприимством Сэма, я с облегчением принял это предложение, но, вернувшись в сентябре в Нью-Йорк, обнаружил, что не нуждаюсь в чьем-либо гостеприимстве. Мой дом на Пятой авеню был пуст. Вивьен уехала вместе с георгианским серебром, китайским фарфором и со всеми полотнами Ренуара и жила теперь со своими друзьями в Таксидоу-Парке.

Поначалу я очень радовался этому, однако через несколько дней снова задумался над предложением Сильвии поселиться у нее. До того я никогда не жил в своем доме один, и теперь его возненавидел. Громадные комнаты и бесконечные коридоры меня подавляли.