Богдан. Защищая жизнь

— Вот ты где! А я повсюду тебя ищу. Снова, — тихо говорю, спустившись по ступенькам в подвал, предварительно сделав круг по всему дому и не найдя Бо. — Что ты здесь делаешь? — спрашиваю, глядя на его одинокую фигуру, сидящую в полумраке на матах.

— А ты что здесь делаешь? Ты оставил ее одну? — даже с расстояния мне видно, как напрягаются его плечи, а кулаки сжимаются. У него такое выражение лица, как будто он хочет придушить меня.

— Неужели? Обеспокоился этим? А где ты раньше был? Где ты был весь день? Почему не приехал?

— Как ты мог оставить ее одну? — огрызается он.

— Успокойся, Ромео. Матвей будет охранять ее в своей машине всю ночь, — когда он открывает рот, чтобы возразить, я выставляю руку вперед. — Он припарковался прямо у подъезда. Мимо него мышь не проскочит. И он не сомкнет глаз всю ночь. Поверь мне. Я подумал, что ей и правда необходимо некоторое уединение. Могу себе представить, она привыкла жить одна, а тут мы.

Подхожу ближе и, сбросив обувь, захожу к нему на маты.

— Мы с ней очень мило поболтали, пока ехали домой, — присаживаюсь рядом.

— О чем?

— О ее придурке-бывшем, о деде и трудном детстве. И честно, говоря, у меня такое чувство, что это все она должна была рассказывать тебе.

— Что она сказала о муже?

— Что он козел и надолго отбил у нее желание доверять любому мужчине.

— Это она так сказала?

— Это я так услышал.

Когда я замолкаю, над нами повисает тишина. И она отнюдь не уютная.

— Нам нужно кое-что обсудить, — начинаю разговор о том, что крутится в моей голове последние пару дней.

Получив в ответ лишь его сопение, вздыхаю и продолжаю.

— Ты не можешь трахать ее.

— Что? — наконец он поворачивает на меня голову.

— Пока мы не узнаем чей это ребенок, ты не будешь заниматься с Афиной сексом. Вернее, вы, голубки, можете делать все, что захотите. Кроме того, что ты будешь тыкать своей штукой в голову моего ребенка. Так понятнее?

******

Богдан

— Ты понимаешь, что ребенок еще совсем мал? И вообще это требование звучит глупо.

— Держи свой член подальше от моего сына. Я прошу тебя как друга. Договорились? — настаивает Чили.

— С чего ты взял, что это мальчик?

— Просто знаю.

— В любом случае, ты не имеешь права говорить Афине, что ей делать. Это ее тело.

— Подождите всего лишь несколько недель. До теста.

— А если ребенок твой? Что тогда? — у меня между лопатками выступает пот от одной этой мысли. Реальность этой возможности давит на меня каждый день.

Он смыкает челюсти, буравя меня хмурым взглядом.

— Ты не можешь запретить ей воздерживаться от секса все последующие восемь месяцев. Если она решит с кем-то… она свободная девушка, — продолжаю.

— Сомневаюсь, что она подпустит к своему телу кого-то, кроме тебя, — качает он головой. — Ты нравишься ей. Да и ты! Посмотри на себя! Только от одной мысли об Афине с другим мужиком ты весь красными пятнами пошел!

Хочу сказать ему, что его шутки сейчас совсем не уместны, и вообще это не его дело. Но все, что я могу, глубоко дышать ртом и выдыхать через нос, как будто бегал на лыжах по сложной трассе.

— Черт! Почему ты не сказал, что она тебе нравится? Я имею в виду, по-настоящему.

— Я не… она мне не…

— Сколько раз вы встречались с ней до той ночи в клубе? Один раз? — перебивает он меня. — Понятно. Ты просто сам тогда еще не знал. Ну а сейчас-то в чем дело?

— Ты не понимаешь… я просто не могу…

— Главное, не мямли так, когда завтра утром приедешь к ней, чтобы сменить Матвея.

— Давай лучше ты. Я не поеду.

— Это почему еще?

— У тебя хорошо получается заботиться о ней.

— Господи! Бо! О чем ты вообще говоришь?

Он трясет меня за плечо, но я не могу говорить из-за подступившего к горлу кома.

— Что с тобой? — продолжает давить он. — Да, никто из нас этого не планировал, но это не так уж и страшно. Я считаю, это вообще все случилось к счастью. Что с тобой происходит?

— Ты не понимаешь! Я не могу!

— Ну, так объясни!

— Я надеялся, что смогу. Снова жить, как раньше. Но я устал притворяться. Уже почти два месяца. Устал.

Кажется, он никогда не перестанет расспрашивать. И внезапно меня прорывает.

— Что я дам этому ребенку? А Афине? Она такая красивая, уверенная в себе, умная, успешная... А я? У меня отняли все. Я потерял призвание, смысл жизни, работу. Квартиру. Мою свободу. Все, что у меня оставалось, — это мое мужское достоинство. Но они и это у меня отняли.

— О чем ты?

— О том. Ты и так все сам понял.

Кажется, впервые я вижу, как Чили теряет дар речи. Его лицо сначала белеет. Потом краснеет, а кулаки яростно сжимаются.

— Нет, — он качает головой. — Нет.

— Да. Их было трое. Двое держали меня, закрыв мне лицо подушкой. Я не мог дышать. Было так темно. Нет воздуха, нет света. А третий... А потом они менялись.

— Ты из-за этого ездил на тот старый мост?

Когда я молчу, Чили утыкается мне в плечо и шепчет:

— Обещай, что не поедешь туда. Обещай.

— Не поеду. Я должен защитить Афину и малыша. Неизвестно, где ее муж скрывается, и каким будет его следующий шаг.

— Ты не один. Я с тобой. Все парни с тобой. Мы «Беркуты» все держимся вместе…

— Только никому не говори, — резко перебиваю его.