Боги Гринвича

Через пять минут она все поняла: риски, возможности, преобладающие рыночные условия. Ей казалось странным, что люди могут зарабатывать деньги на росте или падении акций. Время не лезть на рожон и сосредоточиться на новой цели, некоем Конраде Барнсе из Бронксвилля. Рейчел все еще пыталась разобраться в новых интонациях Кимосаби, любопытном сочетании умелого проталкивания «товара» и необузданной ярости.

«Могу поклясться, он выкопал топор войны», — подумала она.

18 июня, среда

«Бентвинг» по $61,22

— Сай, вы не надумали насчет Гончаровой?

Сигги говорил о картине Натальи Гончаровой. Русская художница, родилась в 1881-м и умерла в 1962-м. Арт-дилер рассчитывал, что его самый крупный клиент оценит ее склонность к кубизму.

— Честно говоря, нет, — ответил Лизер. — Слишком много работы. Знаете, как это бывает.

— Прекрасно понимаю. Не хочу давить на вас.

— Ничего-ничего, — заверил Лизер. — Сколько мы уже пляшем вокруг этой темы?

— Два месяца. Но всё в порядке.

— Нет, уже пора решать.

— Все в порядке, — повторил Сигги.

Лизер прищурился, накручивая на палец прядь длинных черных волос. В голосе исландца звучали какие-то нотки. Отчаяние? Или возможность? Сай что-то засек, но не понимал, что именно.

— Ваш продавец возьмет три миллиона?

— Наследники стоят на четырех.

— Наследники? О чем вы?

— Я уже сказал лишнее.

— Мне вы можете сказать, — настаивал Лизер; ему показалось, что арт-дилер нервничает.

— Глава семьи был моим хорошим другом. Он переворачивается в гробу, глядя, как наследники разделяют его коллекцию.

— Это всего лишь бизнес.

— Это наследие человеческой жизни, — возразил Сигги, — которое не ценят его дети. Они хотят сбросить Гончарову. От этого мне становится тошно.

— Почему же они не возьмут три? — спросил Лизер, не обращая внимания на тошноту Сигги.

— Потому что картиной интересуется еще кое-кто.

Сигги откинулся на спинку стула. Он подождал, пока влажный океанский бриз Рейкьявика не задует в открытые окна, поднимая пыль в крошечном офисе его галереи. А потом забросил удочку с наживкой на крупную рыбу.

— Кое-кто может предложить четыре миллиона, а то и больше, — зевнул Сигги, его голос чуть дрогнул. — Может, даже пять.

— А если я через пять минут переведу вам четыре миллиона? — спросил Сай.

— Тогда Гончарова ваша.

— Думаете, я смогу перепродать ее другому покупателю?

— С вероятностью восемьдесят процентов, — ответил Сигги, изучая свои ногти.

— Люблю быстрые деньги.

— Эта картина идеально подходит к коллекции того парня.

— Я возьму ее, — сказал Лизер, — при одном условии.

Энтузиазм Сигги пошел на спад, плечи опустились, небрежная маска исчезла. Всегда есть какой-то подвох.

— Что вы имеете в виду?

— Я хочу опцион с правом продажи. У вас есть год, чтобы перепродать Гончарову с прибылью для меня. В противном случае вы выкупаете картину обратно за четыре миллиона.

— И зачем это мне?

— Комиссионные. Сначала, когда вы продадите картину мне, а потом — когда перепродадите другому покупателю.

Арт-дилер надолго замер. Молчание в телефонной трубке становилось темнее и мрачнее исландских ночей.

— Сигги, вы здесь?

— Я думаю.

— Ничего страшного, если вы не решитесь на такой вариант, — заметил Лизер, помахивая приманкой. — Опцион на четыре миллиона — куча денег для кого угодно.

— Я все еще думаю.

— Забавная штука. Когда дело доходит до денег, в центре внимания оказывается всё.

— Хорошо, Сай. Мы договорились.

Олавюр вскочил на ноги, едва его троюродный брат повесил трубку. Он обежал стол арт-дилера и хлопнул его по спине:

— Сигги, это было красиво. Тебе нужно выступать на сцене. Да ладно сцена, почему бы тебе не пойти работать к нам в «Хафнарбанки»?

— Мило с твоей стороны, брат… Видишь ту картинку?

Сигги указал на причудливый рисунок, изображавший зеленую коленопреклоненную фигуру. Толстый живот выпячен, поза вызывающая, агрессивная; локти сбоку, тонкие ручки спрятаны за жирной спиной. У фигуры отсутствовала голова. Только шлейф серого дыма выше шеи.

— Вижу.

— Вот так я сейчас себя чувствую — обезглавленным.

— Да ты смеешься! У нас превосходный план.

— У тебя, — поправил Олавюра Сигги. — Думаешь, катарец заплатит за Гончарову пять миллионов?

— Мы уже договорились.

— Надеюсь, ты прав. У меня нет четырех миллионов долларов.

— Брат, забудь. Катарцы надежны, как скала. А ты великолепен.

— Да я ничего не делал, — ответил Сигги, немного успокоившись от похвал брата. — Сделку структурировал Сай.

— Это свойство финансистов, — сказал Олавюр. — Мы всегда говорим людям, что им делать. Даже за едой.

— За едой? При чем тут еда?

— Сайрус Лизер только что рассказал нам, как запихать свои яйца себе же в глотку.

Глава 22

2 июля, среда

«Бентвинг» по $59,87

— Нам нужно поговорить.

— Я ненавижу это выражение, — зарычал Лизер на Сигги. — Неужели вы не можете сказать: «Я бы хотел обсудить с вами одну идею»? Или спросить, есть ли у меня пара минут? Или придумать что-нибудь еще, только не эту чертову фразу?

Холодная, резкая и совершенно невразумительная отповедь пробила Сигги навылет.

— Простите, я вас не понял.

— Любимая фраза моей жены, когда возникают какие-нибудь проблемы. «Нам нужно поговорить».