Министр принял к сведению заявление, прочитанное Вигандом, а доктор Галл усердно записывает имена подписавшихся, которые, по его мнению, вонзают нож ему в спину. Это недопустимо в государстве порядка и твердой власти, которое хотя бы формально называется республикой! Подобный поступок буквально взывает к наказанию, к принятию строжайших дисциплинарных мер! Кто оплачивал раскопки? Профессора? Только не они, наоборот, принимая в них участие, они лишь предъявляли счета на покрытие издержек. Кто оплатит строительство нового музея? Профессора и директора? Напротив, они только пожирают зарплату и деньги на представительские цели! «Мы же платим за все! То есть не лично господин доктор Беккер и не лично я, — думает доктор Галл, — но мы ведь представители народа, из налоговых грошей которого собираются миллионы, идущие на покрытие строительных расходов, и, следовательно, мы определяем, что следует делать и как делать».
Виганд закончил свой доклад. Доктор Галл приводит бумаги в порядок, с подчеркнутой небрежностью медленно зажигает сигарету, стряхивает пылинку с рукава.
— Господин министр, господа, начинает он свою речь, —
— И Пергамский алтарь — тоже фальшивка? — кричит взволнованно Виганд.
Доктор Галл щелкает пальцами.
— Пергамский алтарь! Этой репликой вы даете мне отличную возможность перейти к следующей части моего выступления. Ведь об алтаре, который уже десятилетия считается главным экспонатом нашей коллекции, вы за последние годы совсем не упоминали, и это, мне кажется, было вашей главной ошибкой. Пергамский алтарь не в моем вкусе. Я вижу в нем слишком много признаков барокко, слишком много признаков упадочнического времени и упадочнического искусства. Это мое личное мнение, которое я не хочу возводить в принцип. Решающим здесь остается одно: алтарь — подлинное произведение искусства, и я совсем не собираюсь оспаривать необходимость размещения его в среднем зале.
Теперь вернемся к реплике. Алтарный зал всего лишь маленькая часть новостройки, хотя и решающая. В просторных залах музеев я не хочу видеть монументы, которые, во-первых, не представляют никакой художественной ценности и, во-вторых, вследствие многочисленных добавок гипса и бетона совершенно потеряли свое первоначальное значение. Следовательно, можно сделать единственно допустимое и разумное заключение: вон из музея рыночные ворота! Вон вместе с другим залатанным и склеенным хламом, на который, слава богу, не наше государство, а кайзеровская Германия бессмысленно тратила миллионы!
Удовлетворенный, с прищуренными от злости глазами, Галл опускается в свое кресло. Виганд возражает коротко. Он решительно отвергает нападки на низкую художественную ценность экспонатов и на слишком большое число находок, которое он добавил к своим коллекциям. Затем он защищает свой «учебник архитектурных стилей». Заседание проходит в исключительно недружелюбной обстановке и по существу ничем не кончается. С большим трудом, сохраняя учтивые улыбки, его участники чопорно прощаются и расходятся.
— Спасибо, господин директор, — говорит министр провожающему его до машины Виганду, — спасибо, я попытаюсь во всем разобраться и поэтому хочу осмотреть еще разок залы, но так, чтобы мне никто не мешал и никто меня не сопровождал.