Боги и гиганты

У Виганда в папке лежит заключение. Его написал друг юности Виганда по совместной учебе в Афинах Пауль Вольтере, который уже более 20 лет является ординарным профессором археологии. Вольтере работал в Пергаме у Хуманна и, будучи близоруким, часто падал на раскопках, терял свои запонки и другие мелкие предметы, все забывал и вынужден был терпеть брань Хуманна, который постоянно кричал ему: «Эй, вы, филолог!» И все-таки взгляд у него ясный и проницательный. Вольтере пишет: «Невозможно получить нужный эффект от монументального памятника, который прежде был органически вписан в ландшафт, если поместить его в музей. Единственное, что могло бы покрыть немалые финансовые расходы и создать пространственное впечатление — это изобразить всю пергамскую крепость. По этого, конечно, добиться нельзя. В таком случае пришлось бы привезти в Берлин всю долину Каика и всю гору Пергама вместе с крепостью. При планируемом восстановлении алтаря обеспечен показ лишь отдельных элементов действия, изображенного на рельефах. Создать подобие древнего строения можно только путем реконструкции одного фасада. Ничто другое невозможно, и жертвовать миллионами ради чистой фантазии безответственно. При данной ситуации самым выгодным и правильным будет по возможности точное восстановление скульптурных деталей на фронтоне алтаря. Видеть все четыре стороны одновременно было бы доступно лишь четырехглазому Зевсу из аргосской Лариссы. Полная реконструкция не представляла бы, следовательно, ценности ни для восстановления совокупности действия, ни для приближения к исторической действительности. Единственную ценность этот проект представил бы только для экскурсоводов, которые могли бы обводить посетителей вокруг алтаря и сами верили бы в то, что объясняют все в правильной последовательности».

И Галл и Виганд выступили на заседании. В конце концов министр вынес решение:

— Я согласился бы на перестройку лишь в том случае, если бы вес специалисты отбросили в сторону план Месселя и одобрили бы новый проект. Но так как этого не случилось, для меня план Вилле — Галла более не существует. Итак, без всякого промедления и затяжек следует осуществлять проект Месселя.

Дальнейшее — и в печати об этом немало сказано — можно назвать лишь запоздалой перебранкой. Комитет ландтага присоединяется к решению министра; доктор Галл уходит в отставку.

Один — ноль в пользу Виганда. Или теперь уже можно сказать: десять — ноль? Стоп, кажется, еще кое-что идет ему на пользу. В августе Совет министров Турции принимает решение подарить лично Виганду в память о счастливых раскопках Милета и Дидим 32 ящика драгоценных архаических архитектурных деталей, которые Виганд сразу после получения передает Пергамскому музею. Опять камни! Турция стала республикой, Германия тоже, но крылатое слово султана, которое он произнес, передавая фасад замка из Мшатты в дар Вильгельму II, все еще живо: «Voilà ces… imbéciles étraugers, je les console de pierres cassées»[75].

Борьба окончена. Победителя зовут Теодор Виганд, и. пожалуй, иначе и не могло быть, ведь это был великолепнейший, неповторимый организатор. В конце 1927 и весь 1928 год работа в залах Пергамского музея шла полным ходом. «На стройке стоит такой шум, — пишет Массов Виганду, — что можно объясняться друг с другом лишь с помощью рупоров». Осенью 1928 года фронтон алтаря в основном поставлен, и теперь приступают к сооружению дополнительных залов. Споров, конечно, все еще достаточно. Так, Гофман хотел поместить над фризом изображения колонн верхней части алтаря, собирался пристроить к парадному крыльцу более удобную деревянную лестницу для хромых, которые, возможно, будут посещать музеи. Так, полиция настаивала на постройке ограждения, чтобы никто не упал в котлован и не погиб. Гибнут, однако, только эти и подобные им предложения, а чистые, просторные и красивые залы ждут будущих посетителей.

Глава шестая

С 21 по 25 апреля 1929 года Германский археологический институт — самый старый и значительный археологический институт мира, по примеру которого образовались потом и все остальные, — отмечал столетие со дня своего основания.

В течение нескольких дней Берлин был центром искусствоведческого мира. 37 правительств (включая правительства Доминиканской республики и Эквадора) и 336 научных институтов из 30 стран мира прислали своих делегатов в Берлин.

Около 800 мужчин (и 14 женщин!), представителей науки, искусства и государственных учреждений, собрались на юбилей института, празднование которого началось 21 апреля вечером с торжественного заседания в пленарном зале рейхстага.