Боги и гиганты

И вот, когда блоки начали ставить, оказалось, что на некоторых плитах основание рельефа было ниже или выше основания плит, стоявших рядом. Виной тому была небрежность мастеров, их обрабатывавших. Теперь надо было стесать часть камня, чтобы устранить разницу. Попадались и такие плиты — особенно среди тех, какие должны были стоять около лестниц, — выемки для ступеней которых не соответствовали общим размерам постройки. Поэтому от плит северного фронтона, расположенных у лестницы, пришлось отрезать небольшие куски: один с кончиком орлиного крыла, другой с левой фалангой большого пальца гиганта, который как бы взбирался вверх по лестнице. Для полного размещения этого рельефа не хватило места. Но все это было еще не так страшно по сравнению с южным фронтоном у лестницы. Там, для того чтобы вставить пятнадцатую ступень, было необходимо удалить кусок камня размером почти с ладонь. Пострадала голень гиганта со змееобразными ногами; такой же кусок был изъят из змеиного кольца у девятнадцатой ступени. Фигуры не помещались и по высоте, так что пришлось спилить часть колена гиганта и кусок змеиного кольца. Еще хуже получилось при установке рельефа с изображением Тритона. Его корпус на второй плите выступал более чем на ширину ладони по сравнению с плечом на первой. Тут уж ничего нельзя было исправить, и стык остался виден. Горе-мастер прикрепил двумя шпеньками к лошадиной ноге с первой плиты рыбий плавник. Это была жалкая попытка прикрыть особенно неудачное место. Но скульптор не захотел признать свою вину, и ему повезло: удалось доказать, что ошибка была допущена в расчетах и он тут ни при чем.

Наконец все плиты поставлены. Верхние их грани отшлифованы, и сами они подогнаны так, чтобы все были на одной высоте; после этого их прикрепили к стене. Потом укрепили блоки карниза и соединили их стыковыми штырями.

Дело окончено. И давно пора: Никефории уже были на пороге.

Глава седьмая

Никефории — «Победоносные» — это имя нового праздника. Происходящие события дают ему все больше прав на это название. После того как неистовые галаты опять подошли к границам Пергама, Эвмен вместе со своими братьями снова встал на защиту свободы своего отечества и безопасности его жителей. Он отбросил врага на такое расстояние, что галаты были вынуждены признать верховную власть Пергама над их областью. Затем Эвмен направился в Дельфы, чтобы принести благодарственные жертвы. Он не знал, что там его ждали убийцы, подосланные Персеем, который после смерти Филиппа, расправившись со своим братом, стал царем Македонии. Персей тайно готовился к войне против Рима, важнейшим и сильнейшим союзником которого в Малой Азии был Эвмен. Когда царь, невдалеке от Дельф, проезжал через ложбину, неожиданно из засады в него полетели камни и копья. Казалось, убийцы достигли своей преступной цели. Но Эвмен был еще жив, хотя и тяжело ранен. Его спутники сразу же перенесли царя на корабль и отправили в Эгину, пергамское владение, где он пролежал долгое время.

Однако, когда началась новая, Третья македонская война, он уже настолько оправился, что сам смог вести свои войска в бой вместе с римским консулом Л. Эмилием Павлом. Битва под Пидной подвела итог македонской истории — страна стала римской провинцией.

Эвмен вернулся в Пергам, а его брат Атеней остался до поры до времени у римского полководца. Филетер незадолго перед тем умер, другой брат — Аттал — отправился в Рим, чтобы передать поздравления Пергамского царства сенату и народу. Приняли его с величайшими почестями, которые обычно воздают только самому царю, а уже никак не его посланцу. С удивлением Аттал воспринял подобное чествование, считая, что принимает его вместо своего брата. Но скоро ему дали понять, что это далеко не так.

В перерывах между официальными приемами его время от времени приглашали в дома и поместья консулов, преторов, эдилов и сенаторов. Тут кто-то ему сказал, что он, Аттал, был бы гораздо лучшим и более верным союзником Рима, чем Эвмен. Аттал рассмеялся и возразил. Тогда второй римлянин заявил, что Атталу следовало бы подумать и о себе; он мог бы чувствовать себя в Риме не просто послом и просить все, что ему надо. Аттал продолжал смеяться и возражать; у него не было никаких намерений, которые шли бы вразрез с пожеланиями его брата. Но тут третий заметил шепотом, что сенат выполнил бы любую его просьбу. Здесь Атталу стало уже не до смеха, он изумился, вспомнил о старом принципе римской политики «Разделяй и властвуй» и быстро перевел разговор на другую, безобидную тему. Но четвертый шепнул ему о слабом здоровье царственного брата, которому следовало бы отдохнуть от чрезмерной государственной власти: может быть, будет целесообразно разделить царство на две части и одну половину взять Атталу?

Аттал улыбнулся и сказал:

— У меня есть все, разве что нет диадемы и титула. Брат относится ко мне как к соправителю. Что же мне еще надо?