Боги и гиганты

— Теперь тебе надо снять ботинки, носки и подвернуть брюки, если ты хочешь попасть на берег, эффенди.

Послезавтра к вечеру я опять встречу тебя здесь, как ты просил.

Молодой человек быстро привязал ботинки к мешку, а носки сунул в карман брюк. Затем он заворачивает брюки до колен, пробует довольно холодную воду широкой Кабакумской бухты, похожей по форме на латинскую букву «U», и идет к берегу, бросая кому-то шутку на турецком языке.

Вот теперь он стоит на берегу в Дикили и ждет, пока поднимающееся над горизонтом солнце высушит его волосатые ноги, чтобы можно было отправиться в город, как это обычно делают моряки, высаживающиеся в порту. Дики ли — это, конечно, порт — порт Бергамы, которая расположена в долине не более чем в четырех немецких милях от побережья, если только карта правильна. Но этого никто точно сказать не может, так как правильные карты в империи великого султана лишь дело случая, кроме тех, что составлял старый профессор Киперт. Иногда они близки к истине, иногда далеки от нее. Но абсолютно точных карт Хуманн за все годы, прожитые в Малой Азии, еще ни разу не встретил. Дикили, по крайней мере, на карте есть; здесь можно взять напрокат лошадь или осла, чтобы попасть в Бергаму. Однако когда Хуманн внимательно оглядел этот обозначенный на карте «город», то в нем оказалось не более двадцати хижин. Достать квартиру для ночлега здесь, наверное, невозможно, подумал Хуманн, и с уст его срывается вестфальское ругательство, так как инженеру к тому же никак не удается завязать шнурок ботинка.

Вот и первые жители Дикили приближаются к незнакомцу, как обычно имея в авангарде четверых или пятерых десятилетних мальчишек, которые с любопытством оглядывают прибывшего своими чистыми, похожими на ягоды ежевики, глазами. За ними внимательно следит старик. Он медленно склоняется в приветствии, но это не обычный привет мусульман — «салям алейкум», так как верующие никогда не должны обращаться с ним к неверным. То, что этот человек франк, гяур, может узнать даже слепой. Но вот, смотри, он отвечает и говорит на турецком языке, не заикаясь, и даже на смирнийском диалекте. Это бывает так же редко, как редко встречается черный верблюд, думает старый турок и говорит с похвалой:

— Afferim, turkdje bilir, allahdan korkar, — что означает: «Очень хорошо, ибо кто говорит по-турецки, тот боится бога».

И если между незнакомцем и стариком из Дикили и существовала вначале ледяная стена, то она сейчас уже растаяла, и Хуманн получает от быстро увеличивающейся вокруг него толпы жителей любую справку о тропе для верблюдов и ослов, по которой, если погода благоприятствует, попадают из Айвалыка через Айясманд в Дикили. Эта тропа должна стать той основной трассой, по которой пройдет будущее шоссе на Бергаму, так как Косакские горы с высотой Мадарасдаг — в четыре тысячи футов — составляют непреодолимое препятствие даже для самого отважного инженера — строителя дорог. Отлично: тогда проведем трассу от Айвалыка до Дикили (прощайте, полторы дюжины жалких хижин!). А от Дикили дальше до Бергамы. Наверняка мы планируем дорогу, которая у греков, персов и римлян уже когда-то существовала.

Ага, так это здесь! Хуманн красным карандашом поспешно исправляет карту, разложенную на плоском камне, руководствуясь разъяснениями жителей Дикили. Значит, через час — интересно, кого имел в виду старик: пешехода, осла, верблюда или лошадь? — можно дойти до равнины Бакырчай, по которой в древности текла река Каик. Зимний паводок уже прошел, так что не следует опасаться особых препятствий. Но вьючных животных, конечно, нет, так же как и гостиниц.

Ну, ладно, здесь уже ничем не поможешь.

— В Бергаме ты все найдешь, что тебе надо, эффенди. Бергама большой город. Там живет около двенадцати тысяч верующих и, кроме того, еще четыре тысячи греков и тысяча армян и евреев.

— Хорошо, старик, большое тебе спасибо за помощь и любезные советы. Я скоро вернусь сюда на более долгий срок. До свидания.

С энтузиазмом, свойственным его двадцати пяти годам, Карл Хуманн шагает по скверной дороге. Скудные поля Дикили остались уже за спиной. Теперь перед глазами расстилалась лишь невозделанная прибрежная равнина. А какой плодородной она могла бы быть! Хорошо, что сильно пахнущие маленькие бледно-золотые нарциссы и высокие фиолетовые анемоны уже цветут. И бабочки летают. Десять «мертвых полов» на родине у нас, мальчиков, были бы равноценны одной из этих прекрасных, разноцветных, больших малоазиатских бабочек. В то время мы их знали только по книгам, а здесь они столь же обычны, как у нас капустницы.

По правую руку от Карла из пустыни поднимается Карадаг. Впереди возникает несколько древних сторожевых башен, которые благодаря своей удаленности сохранились до настоящего времени. Хуманн весело посвистывает и что-то напевает. Итак, он возьмет на пробу камни с дороги; если это окажется андезит, то он относится к Карддагу, кристаллические глины и трахит — к Косакским горам.