Боги и гиганты

Обычно столь точные и аккуратные во всем, касающемся юридических вопросов, римские авторы ничего не говорят по поводу этого завещания; очевидно, они не знают, что сказать. Они не знают ни времени его составления, ни языка, на котором оно было написано, ни формы, в какой оно было составлено, ни свидетелей, его удостоверявших. Не знают они и где эго завещание хранилось, где его открыли, каково его содержание. Только одни общие, ни к чему не обязывающие слова. Правда, Флор (II, 20) вкладывает в уста Аттала фразу: «Bonorum meorum heres esto…» — «Пусть будет наследником (хозяином) моего имущества…», что совершенно определенно обозначает личную собственность царя, а не царство.

Саллюстий в пятой главе своего сочинения, в письме Митридата к Арсаку идет еще дальше и рассказывает о том, что Рим царя (которого он ошибочно называет Эвменом) «оскорблениями и унижениями превратил в беднейшего из рабов» («sumptibus et contumcliis ex rege misserium servum effecere»). Эти слова прекрасно подходят к той картине, которую объективный наблюдатель должен был бы составить, следя за римской политикой, явно направленной против Атталидов; становится понятным, что позднее («simulatoque ipso testamento») завещание было подделано.

Однако как бы то ни было, но Аттал был мертв, а Рим стал его наследником. Правда, существовал еще и другой претендент на это наследство — Аристоник, которого Саллюстий называет сыном последнего царя, другие — тем его братом, который своими непомерными требованиями превратил Рим во врага. К Аристонику примкнуло население большой части Пергамского царства, другие области он завоевал силой оружия. Римляне выслали против него армию под командованием П. Лициния Красса, но Аристонику удалось ее разбить. Однако другой римский полководец, проконсул М. Аквиллий, принявший командование, разгромил армию Аристоника. Самого его взяли в плен и привезли в Рим вместе с сокровищами царского дома. После того как последнего из Атталидов, которые первыми из царей Азии заключили союз с Римом, провели по городу как пленника во время триумфального шествия, Аристоник был брошен в тюрьму, и, чтобы покончить со всеми его притязаниями, его попросту удушили.

Теперь Пергам стал центром римской провинции Азии, которая была одной из богатейших и благословеннейших провинций складывавшейся империи. В то же время она являлась и самой желанной добычей для откупщиков, ростовщиков и наместников, которых за сорок лет римского господства возненавидело все население. Во время восстания Митридата в Малой Азии разъяренный народ перебил сто пятьдесят тысяч римлян. Но все это было бесполезно, сапоги римских легионеров растоптали восставших, и страна снова подпала под власть откупщиков и ростовщиков. Пергам стал римским и превратился из греческой столицы в римский провинциальный город, из матери эллинистического искусства — в рабыню Рима, которую господин одел в помпезную мирушу своего псевдоискусства.

Когда Антоний устраивал в Александрии блестящие празднества, чтобы доставить удовольствие Клеопатре, он ограбил для этого Грецию и Азию и, так как во время осады города Юлием Цезарем сгорела большая часть библиотеки, он приказал упаковать пергамскую библиотеку и перевезти ее в Александрию. Только та ее часть, которую невозможно или трудно было переправить, осталась в Пергаме. Остался и великий алтарь. Не потухало пламя над его жертвенником; как и раньше, совершали к нему паломничества верующие и молились богам. Только боги не были побеждены и порабощены Римом.

Но и над ними одержало победу молодое христианство. Оно тоже проникло в Пергам и оставило там своим поборником Антипия. В «Апокалипсисе» Иоанна упоминается обращение апостола к вестнику, пришедшему из Пергама. В нем говорится: «Знаю твои дела, и что ты живешь там, где престол сатаны… Покайся… Имеющий ухо да слышит, что дух говорит церквам: побеждающим дам вкушать сокровенную манну…»

Все, кто слышал это или читал, предполагали, что Иоанн подразумевает под «престолом сатаны» великий алтарь (и они были правы!). В одну из тихих ночей древним богам, которых никто не охранял, отбили лица и половые органы, так как по зелотско-пуританскому учению апостола Павла половые органы считались греховными. Больше ничего не было разрушено. Видимо, даже враги языческой веры понимали величие этого памятника и не могли не проникнуться чувством восхищения перед ним. Об их злодеянии, хотя оно и чудовищно, постепенно забыли, и поборники старой веры вновь стали молиться древним богам и приносить им жертвы.