Боги и лишние. неГероический эпос

КЛЯЙНБЕРГ

(на мониторе)

Представьтесь, пожалуйста.

ВОРОНИН

Охотно. Я – капитан…

ЛОГГЕР 5

Карина, возьми мой седьмой, мне выйти нужно.

СЦЕНА 31

ДВОР. НАТУРА. НОЧЬ

СТРОКОВ

Мы… не за Москвой.

СЦЕНА 32

АППАРАТНАЯ. ИНТЕРЬЕР. НОЧЬ

ЛОГГЕР 6 тегует изображение на мониторе: ОСЗН. Нажимает ввод.

На мониторе пустой двор.

СЦЕНА 33

КОМНАТА АЛАНА. ИНТЕРЬЕР. ДЕНЬ

АЛАН толкает дверь: она заперта.

СЦЕНА 34

СТЕНА. НАТУРА. ДЕНЬ

К стене подъезжает черный микроавтобус. Часть стены начинает отодвигаться.

СЦЕНА 35

КОМНАТА ОТДЫХА. ИНТЕРЬЕР. ДЕНЬ

Стена отодвигается на большом мониторе.

Рука СЛОНИМСКОГО берет с журнального столика дартс.

СЦЕНА 36

АППАРАТНАЯ. ИНТЕРЬЕР. ДЕНЬ

ЛОГГЕР 1

Вам через эту.

АЛАН выходит в стеклянный коридор.

СЦЕНА 37

КОМНАТА БЕЗ ОКОН. ИНТЕРЬЕР. НОЧЬ

ОХРАННИКИ 1 и 2 смотрят на висящий на стене монитор. За их спинами стоит навытяжку ВОРОНИН 2.

НАЙМАН

(на мониторе)

Сейчас все равно не разберемся. Завтра поймем, что происходит. Пойдемте спать.

Поворачивается к дому. За ним остальные.

ОХРАННИК 2

Пора, мой друг, пора…

ГНАТЮК

(на мониторе)

Идет кто-то.

Все оглядываются.

КЛЯЙНБЕРГ

(на мониторе)

Это не патруль.

ОХРАННИК 1

Это откуда?

(смотрит на ВОРОНИНА 2)

ВОРОНИН 2

Не могу знать.

СЦЕНА 38

АППАРАТНАЯ. ИНТЕРЬЕР. НОЧЬ

ЛОГГЕР 10

Ангелина, у меня на одиннадцатом – неизвестно откуда взявшийся пассажир. Вернее, пассажирка. В списке УЧАСТНИКОВ нет, проверила.

АНГЕЛИНА

Эта еще откуда? Сказали же вчера: всех, кроме УЧАСТНИКОВ, удалить с объекта до запуска.

СЦЕНА 39

ДВОР. НАТУРА. НОЧЬ

НАЙМАН, ПОКРОВСКИЙ, ГНАТЮК, КЛЯЙНБЕРГ, СТРОКОВ смотрят на подошедшую к ним ДАШУ.

ДАША

Добрый вечер.

Пауза.

НАЙМАН

Вы кто?

ДАША

Я сценограф.

СЦЕНА 40

АППАРАТНАЯ. ИНТЕРЬЕР. НОЧЬ

На мониторе ДАША.

ДАША

Я сценограф.

АНГЕЛИНА

Ну, мальчики-девочки, сейчас огребем. По полной.

(нажимает кнопку на интеркоме)

СЦЕНА 41

ДВОР. НАТУРА. НОЧЬ

НАЙМАН

Валя прав: как может не быть другого входа-выхода? Должен быть хотя бы еще один.

ДАША

Один есть.

3

В этой части парка казалось светлее, хотя деревьев росло не меньше и росли они так же густо, как и за тихим овальным прудом, вдоль которого бежала гравиевая дорожка с зелеными скамейками. Дорожка неожиданно вбегала в черные кустарники – голые, мокрые, без обещающих, предвещающих будущее весеннее цветение пухлых почек. Кустарники переходили в припрудную рощу, становившуюся синеватым лесом, сливавшимся вдали с пустым равнодушным небом. Дорожка заканчивалась в черных кустарниках: то ли идти дальше незачем, то ли гравия не хватило.

Ветер над прудом дул с юга, словно там – у входа в парк – работал ветродуй и гнал, гнал ветер в их сторону. Ветер доносил по воде смех и визг с детской площадки, разрушая иллюзию заколдованного леса вокруг. В сказках не бывает детских площадок. Разве что в самых страшных сказках.

– Я должна была стать его матерью. – Ангелина поправила желтую шелковую, завязанную на манер монашеского платка косынку. Она подтянула подол длинной желтой вязаной юбки, подставляя вытянутые ноги холодному заспанному солнцу. – А стала женой.

Даша кивнула.

– Жалеешь?

– Жалею? – Ангелина рассмеялась – рассыпали маленькие колокольчики: уронили, а они продолжают звенеть, перекликаться. – Вышло как вышло. Но по замыслу это я должна была стать его матерью. Родить нового бога. Девочка эта… Лиза… вмешалась. Мы пропустили, упустили их роман с Кириллом.

Даша кивнула. Рядом – у илистого берега – плеснула рыба и ушла вглубь, распустив по воде круги. Даша казалась себе такой рыбой, лишь изредка всплывавшей наверх глотнуть влажного воздуха. Она помнила, что глотки эти позволяются редко. И была за них благодарна.

– Хорошо с ним, правда? – Ангелина, словно крыльями, вспорхнула широкими рукавами желтой шелковой блузки, разведя руки и скрестив их под высокой грудью. – С ним хорошо.

– С ним хорошо, – согласилась Даша. Она не улыбнулась: нужно держаться на глубине, не время всплывать со дна. – Только после плохо.

– О, да, – вздохнула Ангелина. – После плохо. Еще как.

Ветер стих, утонул в гладком пруду. Стало слышно, как живет вода. Солнце принялось наливаться легким ясным жаром, словно послушалось просьбы Ангелины о загаре. Даша не удивилась бы, если так и было: она много всего видела за эти годы. Много больше, чем хотела помнить.

– Слонимский знать не должен. Не может. – Ангелина подтянула подол юбки еще выше. – Ты и я. Еще одна есть, кто нам поможет. Но о ней нельзя знать. Даже тебе.

– Значит, я не единственная, кто помнит? Не единственная?

Ангелина повернулась, посмотрела Даше в глаза. “Как она цвет глаз каждый раз меняет? – Даша, начиная тонуть в желтых зрачках. – Не утону, я же рыба. Рыбы не тонут”.