Боги и смертные: Современное прочтение мифов Древней Греции

Что было сил гребли мы, уходя от Сциллы, пока она не схватила еще шестерых, но не знали, что попадем из огня да в полымя. Новая беда ждала нас на острове Тринакия, где две ослепительные дочери Гелиоса, Фаэтуса и Лампетия, пасли его коров и овец. И Цирцея, и Тиресий заклинали меня не трогать стада Солнца, даже если мы будем умирать от голода.

Еще в море мы услышали блеяние и мычание, и я понимал, что эти звуки внушают моим спутникам опасные мысли о жареной баранине и говядине.

– Друзья, – сказал я через силу, – нам пришлось нелегко, я понимаю, но мы должны остаться на корабле и плыть дальше, как бы ни хотелось нам остановиться и отдохнуть. И Цирцея, и Тиресий велели мне обходить этот остров стороной. Высаживаться здесь смерти подобно.

Но этот остолоп Эврилох напустился на меня:

– Ты, Одиссей, может, железный? А мы нет! У нас руки и ноги отваливаются. Что такого, если мы высадимся на берег, переночуем на суше и подкрепимся припасами, которые собрала нам в дорогу Цирцея? Я не хочу болтаться в море в темноте, дожидаясь бури.

Остальные его поддержали. У меня упало сердце, но что я мог поделать? Взяв с них торжественную клятву не трогать ни единой коровы, ни единой овцы из тех, что встретятся им на острове, я через силу велел кормчему править к берегу.

Ночью Зевс пригнал на Тринакию штормовой ветер, и, когда мы проснулись, все тонуло в призрачном тумане. Плыть дальше мы не могли. Я еще раз как можно убедительнее растолковал товарищам, что овец и коров трогать ни в коем случае нельзя, потому что они принадлежат Гелиосу. Все заворчали с угрюмым видом, но все же повиновались, и мы налегли на вяленое мясо и сухари, которыми снабдила нас Цирцея. В конце концов туман рассеялся, но с ветром нам по-прежнему не везло. Целый месяц дул только встречный. Мы застряли на Тринакии. Когда припасы кончились, пришлось перебиваться рыбой и пернатой дичью, но это не помогало – костлявая рука голода сжимала наши горла все крепче.

Не выдержав, я отправился поискать тихое место, чтобы воззвать к богам и молить о помощи. Там, в уединении, меня сморил посланный богами сладкий сон – и каким же горьким он обернулся, когда я пробудился. Пока я спал, Эврилох держал перед нашими спутниками такую речь:

– Друзья, скоро всем нам тут крышка, но пусть лучше я умру от кары Гелиоса, набив живот сочным мясом, чем медленно сдохну от голода. А может, нам повезет, и мы скоро поплывем домой – тогда мы построим Гелиосу роскошный храм на Итаке и загладим свою вину.

Они убили несколько коров и сожгли их бедренные части, надеясь снискать расположение небожителей. Но ничего не вышло: к тому времени, как я проснулся, Лампетия уже все рассказала отцу. Гелиос явился на Олимп – требовать, чтобы Зевс нас покарал (так, по крайней мере, мне передала Калипсо, а она узнала все от Гермеса, который был на Олимпе, когда туда ворвался бог Солнца). Гелиос не оставил Зевсу выбора: грозил, что перестанет освещать верхний мир и переместит свой дневной путь в Аид, если Зевс не сделает так, как он просит.

К моему возвращению в лагерь было уже ясно, что дела наши плохи. Боги заставили шкуры разделанных коров шевелиться и ползать по земле, а куски туш мычали на вертелах. Тошнотворное зрелище. Однако мои спутники все же наелись этого мяса – целых шесть дней они ни в чем себе не отказывали. На седьмой день Зевс наконец послал нам попутный ветер, и мы отчалили. Но едва мы оказались в открытом море, он обрушил на нас неистовую бурю. Переломившаяся мачта раскроила череп кормчему. Потом в корабль ударила молния, и все мои товарищи попадали за борт и утонули.

Я же умудрился привязать обломок мачты к килю и удержаться на плаву, но теперь ветер гнал меня обратно к Сцилле и Харибде. Думаю, вы представляете, какой ужас обуял меня, когда я понял, куда несут меня волны! И тут я заметил в расщелине на утесе, под которым бурлила Харибда, корявую смоковницу и ухватился за нее, когда страшный водоворот уже готов был поглотить меня. Я висел на перекрученных ветвях, словно летучая мышь, до тех пор, пока чудовище не изрыгнуло мой самодельный плот, и тогда я замолотил руками по воде, изо всех сил гребя оттуда прочь. Через десять дней боги позволили мне пристать к острову Калипсо. Что было дальше, вы знаете, – мне несказанно повезло добраться до вашего чудесного острова, где меня спасла ваша прекрасная царевна.

С этими словами Одиссей завершил свой долгий рассказ. Феаки молчали, потрясенные всем услышанным. Наконец Алкиной, обретя дар речи, снова пообещал доставить Одиссея домой – вместе со всеми подарками, которые он получил здесь, на острове. Был устроен прощальный пир, на котором Одиссей поднимал кубки за Арету и Навсикаю, благодаря их за добросердечие. Арета отдала ему хитон и плащ изысканной работы, сотканные ее собственными руками. Когда с прощаниями было покончено, Одиссей взошел на корабль и отбыл на Итаку.