Когда Афродита начала плести свои сети, мир был еще юн, ведь она вышла из моря до того, как на свет появились дети Земли и Неба. Вожделение возникло раньше нее – собственно, именно оно изначально и соединило Небо и Землю, – но Вожделение было грубым, а порой и жестоким. Афродита облагородила плотскую любовь, превратив ее в игру – с хитростями и уловками, победителями и побежденными, так что все стало гораздо интереснее.
Сама Афродита всегда выходила в этой игре победительницей, хотя и ей случалось бывать в шаге от поражения. Однажды они с Аресом, думая, что Гефест далеко, улучили момент, чтобы заняться любовью. И в пылу страсти не заметили, как сквозь их ложе и сверху со стропил начали тянуться тонкие, но прочные путы, сплетаясь в сеть, которая и спеленала любовников в объятиях друг друга. Чем сильнее они бились, пытаясь вырваться, тем сильнее врезались путы в их плоть. Вернувшийся Гефест позвал всех остальных олимпийцев полюбоваться на позор его жены. Богини, зардевшись, держались в сторонке, но боги обступили ложе и, гогоча и ухмыляясь, принялись расписывать друг другу, что бы они сделали с Афродитой на месте Ареса.
Гефест потребовал, чтобы Зевс вернул кубок, отданный в качестве выкупа за Афродиту. (Зевс к этому требованию остался глух.) От Ареса же он потребовал возмещения морального ущерба. Посейдон согласился выступить поручителем Ареса, если Гефест его отпустит, но, едва обманутый муж убрал сеть, Арес сбежал во Фракию, а Посейдон просто исчез, оставив Гефеста в дураках.
Афродита же удалилась на Кипр, где грации омыли ее и натерли душистыми маслами. На следующий день она как ни в чем не бывало явилась на Олимп – лощеная и самодовольная, вот-вот замурлычет, будто кошка. Она прекрасно понимала, что тугие путы, впившиеся в ее холеную плоть, только сильнее возбудили богов.
Между тем Зевс, хоть и смеялся над Гефестом вместе с остальными, все больше злился на Афродиту. Она постоянно вселяла в него вожделение ко всем подряд – богам и смертным, женщинам и мужчинам, – ко всем, с кем ей казалось забавным его свести. Эти игрища оборачивались для Зевса непрекращающимися ссорами с Герой и немалыми унижениями: в кого ему только не приходилось превращаться из боязни быть уличенным…
Обижался на Афродиту не только Зевс. Почти все олимпийцы знали, каково это – пасть жертвой богини любви. Избежали этой участи лишь Гестия, Афина и Артемида, сразу после рождения поклявшиеся водами Стикса не расставаться с девственностью. Этот обет не смела нарушить даже Афродита.
В конце концов терпению Зевса настал предел. Он решил поставить Афродиту на место, заставив ее возжелать Анхиза – двоюродного брата троянского царя Приама, который занимался тем, что пас скот на склонах горы Ида.
Зевс вселил в Афродиту желание такой силы, что ее начала бить дрожь. Под кожей полыхнуло жаром, стук сердца отдавался в ушах, перед глазами плыло – бессмертная богиня готова была поверить, что сейчас умрет. Поспешив домой на Кипр, она велела грациям довести сияние ее красоты до ослепительного блеска. Благовония, притирания, шелка и драгоценности лились, втирались, окутывали и оплетали ее роскошное тело. К тому моменту, когда Афродита устремилась к Иде, ее притягательность достигла такой силы, что за богиней семенили, истекая слюной, даже волки, львы, медведи и леопарды, пока, изнемогая от желания, не отставали и не удалялись парочками в лес.
Однако у самой хижины Анхиза Афродита все же постаралась взять себя в руки и собраться с мыслями. В конце концов, это ведь просто очередная игра, такая же, как бесчисленные игры, которые она затевала сама. И если все правильно обставить, она обязательно выиграет. Приняв обличье смертной девицы, Афродита подошла к Анхизу и представилась фригийской царевной, которую якобы похитил Гермес и унес на склоны этой горы, чтобы по воле богов отдать пастуху в жены.
Анхиз отшатнулся, заподозрив в девице замаскированную богиню. Он желал ее, но зеленел от ужаса при мысли о том, что случится, если он возляжет с бессмертной. Однако в конце концов сладкие речи Афродиты и неодолимо влекущее тело взяли свое. Анхиз повел ее в хижину и снял с нее сначала украшения, потом одежды, а затем жестом указал на шкуры медведей и горных львов, служившие ему ложем. Изобразив застенчивую улыбку, богиня возлегла на шкуры, пастух возлег на нее, и смертный с богиней слились в порыве страсти.
После этого Анхиз уснул. Когда же он проснулся, девица возвышалась над ним, полностью одетая и до оторопи прекрасная. В воздухе стоял удушливый аромат роз, и вся хижина была озарена ослепительным светом, будто в окно ворвалась звезда. Голова девицы, увенчанная сияющим венцом, касалась потолка. Анхиз оцепенел от страха.