Боги Лавкрафта

– Это череп моего деда, – сказал Пизли. – Он настоял на самом тщательном обследовании своего тела, для чего завещал его науке. Он пережил… некоторую ситуацию, которая заставила его усомниться в собственной нормальности. Мы ничего не нашли.

– И вы держите это здесь?

Пизли пожал плечами.

– Эта комната была его кабинетом. И я решил, что здесь, среди книг, ему будет уютнее всего. А теперь, мисс Хартман, чем я могу помочь вам?

– Насколько я понимаю, вы считаете, что бумаги вашего деда каким-то образом связаны с манускриптом Войнича. Мне хотелось бы ознакомиться с ними, если вы не возражаете.

Его белые брови поднялись на лоб, на котором прочертились морщины, однако он почему-то не проявил особого удивления.

– Какая необычная просьба. В наши дни немногие интересуются моим дедом. Однако рукопись Войнича до сих пор привлекает внимание любителей редкостей и загадок. Вы уверены в том, что хотите заняться ею?

– Почему же? Это же всего только книга, не так ли?

Он откинулся на спинку кресла, долго и внимательно посмотрел на меня, a затем проговорил:

– Если вы простите меня, мисс Хартман, в вашем облике есть… нечто особенное. Едва заметная напряженность во взгляде, то, как вы держитесь. Я уже видел нечто подобное. Качество это передается в моей семье по наследству, любому, кто когда-либо встречал моего деда после… краха, постигшего его в 1908 году. Я видел эту черту в собственном отце, единственном члене нашей семьи, принявшем сторону Натаниэля в трудное для него время. Я встречался со своим дедом только раз, уже перед концом его дней, однако до сих помню то… чувство, которое вызывало его присутствие. Оно оставляло на людях след. И этот след я вижу на вас.

Я хотела рассказать ему всю историю Аканты Портер, но не смогла этого сделать. Не посмела. Просто пожала плечами и промолчала, однако он посмотрел на меня долгим и пристальным взглядом и наконец произнес:

– Вы уже начали видеть сны?

Я едва не подпрыгнула.

– Какие?

– Древний город. Черную башню. Потайные двери. Тени, передвигающиеся между огней.

Он в точности описал мои сновидения, если не считать потайные двери, и я подумала, что в них-то, наверное, и кроется самое худшее. Хотелось бы знать, как долго пришлось ему ждать, прежде чем это видение впервые посетило его, и как часто оно возвращалось. Страшно было представить, что оно навсегда останется со мной.

– Мне все же хотелось бы почитать эти бумаги, – проговорила я, и Уингейт Пизли II со вздохом встал и подошел к картине, изображавшей особенно неприятный отрезок береговой линии океана близ Аркхэма со странным радужным свечением в воде. Я не могла избавиться от ощущения, указывавшего, что за пенными гребнями волн скрывается нечто массивное и жуткое. За картиной оказался вполне современный сейф. Набрав код, Пизли извлек из сейфа пачку пожелтевших листов бумаги.

– Вы уверены в себе? – спросил он меня. – Потому что после того, как вы прочтете эти заметки, обратного пути для вас уже не будет. Ради вашей собственной безопасности прошу вас, мисс Хартман, передумайте.

Но я должна была понять, что произошло с миссис Портер. Я не чувствовала в себе способности уснуть, пока не пойму этого. Пока не узнаю, о чем говорил мой сон и как ее поступки были связаны с давно усопшим профессором, чей череп взирал на меня сверху вниз.

Протянув руку, я взяла эти бумаги и начала читать жуткую, леденящую кровь историю Натаниэля Уингейта Пизли. Только шорох перелистываемых страниц был слышен в кабинете. Я не могла остановиться и пожирала теснившиеся друг к другу, написанные от руки предложения со все большей и большей скоростью, и каждая новая фраза приносила мне очередное потрясение своей узнаваемостью.

Было очевидно, что я не помню собственную личность и свое прошлое, хотя по какой-то причине стремлюсь скрыть отсутствие подобного знания. Глаза мои странным образом воспринимали окружавших меня, и движения моих лицевых мускулов были полностью незнакомы мне.