Боги Лавкрафта

– Вопрос улажен. Я приготовлю нужные бумаги, чтобы она подписала их. Вы ограждены от всяких подозрений в недолжном воздействии.

– Никаких возражений, мистер Ланге, но я встречалась с ее детьми.

– Я тоже. Она оставляет им все остальное состояние, несколько сотен миллионов долларов. Они не будут протестовать. Она хочет всего лишь миллион для вас и миллион для себя.

– Миллион для себя? Но зачем?

– Чтобы путешествовать, – ответил он. – Завтра я вышлю вам чек по электронной почте. Предоставьте моему ассистенту информацию о вашем банке. Да… еще, мисс Хартман?

– Слушаю?

Он помедлил. До сих пор наш разговор носил сугубо деловой и конкретный характер. Но теперь, уже совершенно другим тоном он произнес:

– Наверное, я нарушаю протокол, но… Я не поехал бы с ней. За любые деньги. Вы понимаете меня?

Я его вполне понимала. И сказала:

– Сколько денег лежит на вашем счету в банке? Потому что если у вас там больше пяти сотен баксов, едва ли мы начинаем разговор с одной точки отсчета. К тому же я знаю ее. Потому что день за днем не отхожу от старой дамы.

– Намек понят. Надеюсь… надеюсь скоро услышать от вас хорошие вести.

На этом разговор закончился. Далее его помощница запросила у меня банковскую информацию, я назвала счет и, когда закончила разговор, обнаружила, что Аканта Портер внимательно смотрит на меня.

Она сказала одно слово:

– Собирайся.

Полет получился долгим. Из Аркхэма до Бостона, из Бостона до Нью-Йорка, из Нью-Йорка до Мельбурна. Я опасалась, что миссис Портер не сможет выдержать быстрые перемены, спешку, досмотры, однако без оснований; она казалась полной жизненных сил, здоровой и энергичной. Мы летели первым классом, и странным образом пассажиры, занимавшие ряды впереди и позади нас, предпочли перебраться в бизнес-класс, вместо того чтобы оставаться поблизости. Из-за плохих снов, решила я; они проникали в мою голову всякий раз, когда я закрывала глаза. Я видела город, башни. Видела странных, едва различимых существ, парящих в темных небесах. Видела огромные, заложенные на засовы двери, явно прогибавшиеся под давлением с обратной стороны. Ощущала шепчущее прикосновение древней, предельно непостижимой тьмы, бурлившей вокруг меня подобно черной нефти.

Мы высадились в Мельбурне, и я вывалилась из самолета ослабевшей и больной после проведенных рядом с Акантой Портер часов. Я самым серьезным образом подумывала о том, чтобы бросить старуху и бежать назад, в безопасность, однако она не предоставила мне такой возможности; мы направились прямиком к ожидавшему нас шоферу и сели в черный автомобиль, доставивший нас в другой аэропорт, к другому, до клаустрофобии крохотному самолету, вмещавшему лишь нас двоих и молчаливый экипаж, старавшийся даже не смотреть в нашу сторону. Они держались настолько тихо, что я на самом деле усомнилась в том, люди ли они. В какой-то момент один из них сделал в сторону Аканты жест, очень похожий на поклон.

Странно.

Не знаю, как долго и как далеко мы летели. Реальность превратилась в расплывчатое пятно. Я потеряла желание есть, спать, даже пытаться найти способ удалиться от нее; похоже было, что она каким-то образом подключилась

ко мне, и ощущала, как истекает из меня энергия, даже когда оказывалась в ее тени. Я не могла думать. Я не могла представить себе собственную жизнь до знакомства с ней, не могла вспомнить тех милых стариков, за которыми мне приходилось ухаживать, Кристоф, Марисела, все мои прочие друзья и подружки куда-то… исчезли. Где-то там у меня была собственная семья, родные, думавшие обо мне, – мать, отец, две сестры. А я уже, наверное, целый год не разговаривала с ними.

Я не могла вспомнить их лица. Я видела одни только тени, я ощущала только этот жуткий, засасывавший душу ветер, который занес в наш мир Аканту Портер – или то, что заставляло двигаться ее тело.

Оставалось только гадать, не прихватил ли при этом этот ветер и какую-то часть меня самой.

Наконец мы оказались на месте нашего назначения. К этому времени мы пересели в крепкий пустынный вездеход, должно быть, военного назначения, если судить по величине, и, выйдя из него, оказались в Западной Австралии – посреди песчаной пустыни, вдали от берега, в самой глуши. Назвать эти края затерянными – значило ничего не сказать; нас окружал один из самых суровых краев нашей земли, и моя привыкшая к Аркхэму кожа испеклась сразу, как только оказалась под гневным взглядом здешнего жестокого солнца. Не помогла даже шляпа, которой наделил меня какой-то военный. Голова моя кружилась от временной разницы, нехватки еды и сна. Я не знала, зачем я здесь.

В отличие от Аканты Портер.

Я ковыляла рядом с ней, нянька для больной, не нуждавшейся в какой-либо помощи, и миллион долларов, за который я продала свою душу, находился где-то в невообразимой далекой дали. Бесполезный. Забытый. Здесь не было ничего, и ожидавшее нас будущее могло оказаться только хуже. Никакие деньги не могли служить оправданием, ибо я поняла с жуткой уверенностью то, что никогда… никогда не вернусь домой.