Они вышли из храма и поднялись по склону до гребня. Там под присмотром молодых пастухов паслось несколько длиннорогих коров. Неподалеку, на небольшой возвышенности, находился загон, куда стадо загоняли по вечерам. Над живыми изгородями возвышалась искусно сплетенная крыша центральной хижины. «Видите, – сказал господин де Фонтенайль, – если тутси все же исчезнут, я сохраню по крайней мере их коров иньямбо. Возможно, вот такой бык, как этот, – священный бык, – привел их в эти края». На вершине, среди густых старых деревьев, образовывавших нечто вроде рощи, возвышалась пирамида, выше и стройнее той, что построили у источника Богоматери Нильской бельгийцы. «Здесь я вел раскопки, – пояснил господин де Фонтенайль. – Старики рассказывали, что это могила королевы. Королевы Ньирамавуго. Я велел копать. Нашли скелет, бусы, керамику, медные браслеты. Я не археолог. Мне не хотелось, чтобы кости королевы оказались в конце концов в музее, за стеклом. Я велел снова закопать могилу и построил сверху эту пирамиду. Теперь королева Ньирамавуго захоронена достойно, как пристало королеве Кандакии. Подойди ближе, Вирджиния, ты ведь отныне тоже королева, королева Кандакия. Связующее звено в цепи времен. Теперь все встало на свои места. Храм, пирамида, священный бык. А я вновь нашел Изиду и Кандакию – прекрасных, как прежде. Конец как начало. В этом тайна. Изида вернулась к истоку. Я раскрыл тайну, тайну, тайну…»
Господин де Фонтенайль, казалось, с большим трудом сдерживал возбуждение, которое все больше овладевало им, заставляя его руки дрожать, а голос прерываться. Чтобы успокоиться, он отошел немного в сторону, присел на камень и довольно долго созерцал горные вершины, повторявшиеся до бесконечности в барашках облаков.
– Мне кажется, – сказала Вероника, – что он видит совсем не тот пейзаж, что видим мы. Наверно, там полно всяких богинь, королев Кандакий, черных фараонов. У него в голове как будто фильм прокручивается, а теперь ему понадобились живые актрисы из плоти и крови – мы.
– Тутси уже играли у белых в их дурных фильмах, нам всем на беду. Я не хочу изображать королев и бог весть что еще. Я хочу обратно в лицей, пойдем, скажем ему, чтобы он нас отвез.
Когда девушки подошли к господину де Фонтенайлю, тот словно очнулся от глубокого сна.
– Дождь собирается, – сказала Вероника, – уже поздно, нам надо возвращаться, отвезите нас обратно на дорогу.
– Отвезу, отвезу. Не бойтесь. Никто вас не увидит. Но в следующее воскресенье жду вас снова. Это будет великий день. Гораздо лучше, чем паломничество к Богоматери Нильской.
Веронику нашла Иммакюле.
Та лежала навзничь у подножия лестницы, ведущей в дортуары.
– Помогите, помогите! Вероника умерла, она упала, она не шевелится.
Лицеистки, которые как раз садились за стол в столовой, бросились к лестнице. Вирджиния первой склонилась над Вероникой.
– Да нет же, она не умерла, она без сознания, наверно, упала с лестницы и ударилась головой о ступеньку.
– Наверняка выпила лишнего, – сказала Глориоза, – пошла, наверно, в кабак к Леонидасу, у этой девчонки ни стыда ни совести, парни поставили ей выпить, вот она и перебрала.
– А может, ее отравили, – сказала Иммакюле, – тут полно завистниц.
Сестра Гертруда, исполнявшая также обязанности медсестры, с трудом протиснулась между столпившихся у лестницы лицеисток.
– Расступитесь, дайте ей воздуха, лучше помогите мне перенести ее в лазарет.
Сестра Гертруда взяла Веронику за плечи, а Вирджиния приподняла ей ноги, оттолкнув при этом подоспевшую Глориозу:
– А вот ты ее не трогай.
Веронику уложили на железную кровать в лазарете.
Вирджиния хотела было остаться рядом с подругой, но сестра Гертруда велела ей выйти и закрыла дверь. Группка лицеисток осталась ждать у лазарета заключения сестры. Наконец та приоткрыла дверь и объявила:
– Ничего страшного, приступ малярии, я займусь этим, а вам тут нечего делать, не надо ее беспокоить.
Вирджиния так и не смогла заснуть. Что же случилось с Вероникой? Что сделал с ней этот сумасшедший Фонтенайль?
Вирджиния не смела даже представить себе этого. Белые думают, что им тут все позволено, потому что они – белые. Вирджиния ругала себя за то, что не поехала вместе с подругой. Вдвоем они смогли бы постоять за себя, ведь у нее был ножик, она бы уговорила Веронику сбежать, пока не поздно.
Как только прозвенел звонок и остальные занялись туалетом, а сестры отправились на утреннюю мессу, Вирджиния незаметно пробралась в лазарет. Вероника сидела на кровати, лицо ее скрывала большая чашка. Увидев подругу, она поставила чашку на прикроватный столик.
– Видишь, – сказала она, – сестра Гертруда обо мне позаботилась, дала мне молока.
– Что с тобой случилось? Расскажи, пока не вернулась сестра.