Богоматерь Нильская

Веселая суматоха, охватившая лицей во время подготовки к королевскому визиту, увлекла всех его обитательниц. Беготня, шум, гам, возня боев, заново красивших коридоры, классы, столовую, часовню. Из большой аудитории выносили парты, стены затягивали набивной тканью с изображениями президента и короля Бельгии. Уроки то и дело внезапно прерывались: то брат Ауксилий уведет девочек на репетицию хора, то учительница языка киньяруанда придет отбирать танцовщиц для выступления. Почти ежедневно из столицы приезжала какая-нибудь делегация, чтобы дать новые указания, удостовериться в том, что подготовка идет полным ходом, или решить вопрос о мерах безопасности. Министр просвещения присылал начальника своего офиса, архиепископ – кого-то из викариев, посол Бельгии – своего атташе. Начальник протокола президентской администрации приезжал лично и подолгу беседовал с матерью-настоятельницей и бургомистром. Последний, который чуть ли не поселился на это время в лицее, пыхтел, вытирал пот, бегая по коридорам и лестницам от визитера к визитеру, стремясь обогнать мать-настоятельницу по части соблюдения протокола. При каждом неожиданном появлении «Лендровера» или военной машины лицеистки бросались к окнам, и каждый раз среди пассажиров, выходящих из официальных машин, можно было узнать чьего-нибудь брата, дядю, кузена, соседа, знакомого. Невзирая на вялые протесты учителя, девочки без разрешения выбегали из класса, чтобы поздороваться с прибывшим.

Лицей гудел от необычных видов деятельности. Чтобы продемонстрировать успехи эмансипации среди женщин, было решено, вопреки сомнениям матери-настоятельницы и по настоянию госпожи министра женской политики, укоротить форменные юбки. Та же госпожа министр велела заменить белые блузки на желтые. Они были почти прозрачными, что, похоже, очень понравилось отцу Эрменегильду, несмотря на сомнения, которые он высказывал в присутствии матери-настоятельницы. Целый день был потрачен на примерки и пришивание на жилетки нашивок с государственными цветами Руанды и Бельгии: справа – бельгийский флаг, слева, ближе к сердцу – руандийский. Девочки второго класса в подарок королеве сплели корзинки, на которых выполнили красными и черными волокнами надписи: «Да здравствует королева», «Да здравствует президент» и «Да здравствует бельгийско-руандийская дружба». Песни, сочиненные братом Ауксилием, были подвергнуты цензуре со стороны бургомистра и главное – Глориозы, «недреманного ока партии». Она сочла, что подчеркнутое восхваление королей и королев выглядит неуместно в республике – стране, совсем недавно освободившейся от тирании бами и всей аристократии. Композитору было предложено восславить лучше крестьянскую мотыгу и мирное развитие страны, отданной во власть простому народу, благодаря мудрости президента и, разумеется, при содействии Бельгии, ну и, если ему так хочется, благодаря покровительству Иманы и Пресвятой Богородицы. Брат Ауксилий подчинился и сделал все в лучшем виде, но лицеистки наотрез отказались учить «Брабансонну» – бельгийский национальный гимн, который брат Ауксилий предлагал исполнить после руандийского.

Для встречи королевы было мобилизовано население Ньяминомбе. Конечно, у нее не хватило бы времени на посещение деревни, расположенной в трех километрах от лицея. Все жители должны были выстроиться живой изгородью вдоль дороги и размахивать руандийскими и бельгийскими флажками, доставка которых ожидалась на днях. При этом толпа должна была приветствовать кортеж криками: «Ура, Фабиола!» и «Ура, президент!». Употреблять слово «умвамикази» – «королева» было запрещено, чтобы оно, чего доброго, не пробудило у некоторых ностальгических ассоциаций. Были предприняты общественные работы – имиганда – по засыпке рытвин. По краям дороги воткнули ветки эвкалипта, поскольку банановые деревья, обычно украшающие обочины дорог, по которым проезжают официальные кортежи, на этих высотах не растут. Неподалеку от лицея стал лагерем взвод солдат, который патрулировал окрестности. Все надеялись, что королева не проявит желания посетить исток Нила (впрочем, этого не было в программе), поскольку на реставрацию пострадавшей от непогоды статуи не хватило бы ни времени, ни средств.

Годлив по-прежнему вела себя крайне загадочно. С понимающим видом следила она за подготовкой к визиту, сама почти в ней не участвуя, и не отвечала ни на какие вопросы. Что страшно раздражало ее подруг. Тем временем она внимательнее, чем остальные, следила за прибытием на лицейский двор машин и вздрагивала при каждом стуке дверцы. Было замечено, что она уложила чемодан, как будто приготовилась к отъезду из лицея. За неделю до знаменательного дня Годлив вызвали в кабинет матери-настоятельницы. Весь выпускной класс ждал ее под дверью, а потом проводил до «спальни». Она села на кровать и после долгого молчания, видя, что подруги не собираются оставлять ее в покое, наконец заговорила:

– Слушайте, я должна с вами проститься, я уезжаю, и надолго.

– А куда ты едешь?

– В Бельгию, я еду вместе с королевой.