Богоматерь Нильская

– Я слышала это от отца. Он часто говорит об этом с друзьями. Я однажды подавала им «Примус» в гостиной и услышала. Все так смеялись. Отец однажды в День независимости Конго был в Киншасе, тогда это был еще Леопольдвиль. Не знаю, видел он что-то там или слышал, но вот как он рассказывает:

«Король Бодуэн прибыл в аэропорт. Он стоял в машине с откидным верхом, большой, американской, вроде тех, что показывают в американских фильмах. Бодуэн стоял во весь свой высокий рост, очень прямо, не шевелясь, прямо как статуя. На нем была красивая военная форма, совершенно белая, и большая фуражка, а на боку – сабля, вся в золоте, королевская сабля. Касавубу рядом с ним казался совсем маленьким. На бульваре собралась большая толпа, было много полицейских. Белых. Тогда кто-то вышел из толпы. Это был молодой человек, хорошо одетый, в костюме с галстуком. Непонятно как, но ему удалось проникнуть за полицейский кордон. Он побежал за машиной короля, которая ехала очень медленно. И вдруг – хоп! – он выхватил саблю. Он украл саблю у короля, поднял ее над головой, держа в обеих руках, чтобы все видели, что он захватил саблю бельгийского короля. А машина все ехала вперед. Король все так же стоял, не двигаясь, как будто ничего не произошло, как будто он ничего не заметил. Он был как заколдованный. Потом человека с королевской саблей поймали, но все сказали, что это не он стащил у короля саблю. А настоящий вор – это Махунгу, он не человек, а дух, умузиму, демон, как сказала бы мать-настоятельница. Этот Махунгу, кто бы он ни был – человек или дух, или человек, в которого вселился дух Махунгу, – был великий колдун, он заколдовал саблю короля, вселил в нее злых духов. Саблю вернули Бодуэну, Бодуэн стал импотентом. Как только его не лечили. Он обращался ко всем врачам Европы и Америки, но злые духи оказались сильнее. Белые врачи ничего не смогли сделать. В Брюссель даже приглашали колдунов из Танзании, из земель Буха, но тут мне кажется, что отец преувеличивает. Что точно известно, это что у Бодуэна никогда не будет детей». Вот что рассказал отец.

Все выслушали рассказ Иммакюле с одобрением. Горетти высказала общее мнение:

– Да, надо всегда проявлять осторожность. Кругом столько колдунов, которые только и думают, как бы сделать человека бесплодным. Я сама знаю таких. И к Фабиоле лучше не подходить слишком близко, она наверняка тоже заколдована, а это может быть заразным.

Все последующие дни девочки гадали, пришлют ли за Годлив машину из администрации президента или она уедет после визита вместе с королевой. Сама Годлив больше ни с кем не разговаривала, а тем, кто пытался с ней заговорить, отвечала надменной улыбкой. Горетти же по-прежнему была уверена, что все это – вранье и хвастовство. Глориоза, не получив от партии ни одной директивы, хранила осторожную сдержанность, отмечая, что в интересах Руанды для заботы о маленькой Мерсиане можно было выбрать кого-то более «политически грамотного». К себе в «спальню» Годлив допускала одну только Иммакюле, считавшуюся в лицее законодательницей мод и экспертом по секретам красоты, которыми владеют белые женщины.

Судя по тому, что она рассказывала остальным в классе, Годлив расспрашивала ее о макияже и прическах. Она заметила, что у госпожи де Деккер красные ногти, и хотела все знать о лаке для ногтей, а также о том, что надо делать с ногтями на ногах и не бывает ли лака для губ. А еще, как называются духи, которыми опрыскиваются белые женщины, настоящие, из Парижа, а не те, что продают пакистанцы. Но главное, про средства для отбеливания кожи, чтобы они были эффективнее, чем «Венера Милосская» в тюбиках, которые продаются на рынке. В журналах, которые давал им мсье Легран, она видела негритянок, наверняка американок, которые были почти белые и с длинными гладкими волосами, черными, блестящими, а некоторые из них даже стали блондинками, Годлив не могла понять как.

Годлив очень волновалась. Как она будет выглядеть среди всех этих белых надушенных блондинок? Девочки смеялись над рассказами Иммакюле, но за два дня до визита королевы на рассвете за Годлив тихо приехала большая черная машина. Лицеистки прямо в ночных рубашках бросились к окнам, но увидели лишь выезжающий за ворота «Мерседес» и в заднем окне Годлив, которая отчаянно махала им руками. Одни решили, что в знак прощания, другие – что в знак презрения.