На завтрак сестра-экономка открыла несколько больших банок с конфитюрами, из тех, что приберегали для пикника после паломничества или на случай приезда монсеньора. Затем лицеистки с неохотой разошлись по классам, поскольку королева пожелала увидеть лицей в привычной, будничной обстановке. Сестра Лидвина без устали повторяла свой урок географии и убедилась наконец, что лицеистки смогут ответить на заранее предусмотренные вопросы с непосредственной естественностью. Остальные учителя быстро оставили саму мысль провести урок, поскольку, принимая малейший шум за приезд долгожданного кортежа, ученицы то и дело бросались к окнам. При этом учителя-бельгийцы сидели, как пришитые, на своих стульях, боясь измять костюм или испачкать его мелом. Отобранные заранее участницы хора и танцевальной группы дожидались в спортзале, чтобы по сигналу брата Ауксилия сразу собраться во дворе. По коридорам вышагивали двое полицейских. Бургомистр, тяжело дыша, бегал от дороги к лицею и обратно. На крыльце часовни отец Эрменегильд, размахивая руками, вслух повторял свою приветственную речь. Мать-настоятельница была одновременно повсюду: пыталась восстановить порядок в классах, посылала учителя, явившегося в рубашке с расстегнутым воротом, за галстуком; выравнивала строй кроватей в дортуарах; подзывала боев, чтобы те еще раз прошлись губкой по столам в столовой и тряпкой по полу в душевой; в каждом углу находила воображаемую паутину, указывала несгибаемым пальцем на тонкий слой пыли, оставшийся на верхнем срезе книг в библиотеке; напоминала сестре Кизито предписанный уставом размер фритов из маниоки…
Королеву ждали к девяти тридцати. В десять часов пошел дождь. Тучи, до этого времени цеплявшиеся за вершины хребта, затянули весь склон и погребли под собой лицей. Многие из стоявших по краям дороги воспользовались случаем, чтобы улизнуть. Затем туман распался на прозрачные нити, зато из толстых неподвижных туч полились потоки дождя.
Около десяти тридцати по классному коридору промчалась сестра Гертруда с криками: «Вот она! Вот она!» Лицеистки, которые до того по безапелляционному требованию матери-настоятельницы в конце концов расселись по местам, теперь снова бросились к окнам. Сквозь струящуюся по стеклам воду они увидели, как два военных джипа с поднятым верхом встали по обе стороны ворот, после чего к ступенькам перед входной дверью подъехали четыре забрызганных грязью «Лендровера». Из них вышли пассажиры – не меньше дюжины, успели сосчитать лицеистки, – и черные, и белые. Двое из них побежали к машине, припарковавшейся у самых ступенек, раскрыли большие зонты и открыли дверцу. Королева – а это могла быть только королева – и госпожа министр – а это была именно госпожа министр – вышли из машины и сразу укрылись под зонтами. Капюшоны непромокаемых плащей не позволяли разглядеть их лица. Мать-настоятельница, отец Эрменегильд, бургомистр, ожидавшие на верхней ступени, почтительно склонились, и королева, госпожа министр и их свита, не тратя времени на ответ, поспешно скрылись в вестибюле.
Хористки и танцовщицы, из-за дождя набившиеся в вестибюль, позже рассказали подругам, как происходила встреча. Мать-настоятельница обратилась с приветственным словом к именитым гостям, почтившим своим посещением затерянный в горах лицей Богоматери Нильской, затем отец Эрменегильд начал было свою речь, которую правил и переделывал до последней минуты, но королева, по едва заметному знаку одного из членов своей свиты, то и дело поглядывавшего на часы, ловко вставленным комплиментом прервала этот поток красноречия, угрожавший стать неиссякаемым. Войдя в здание, королева освободилась от дождевика, и теперь на голове у нее красовалась огромная шляпа. Она объявила, что счастлива и горда тем, что посетила лицей Богоматери Нильской, где будущая женская элита страны получает образование в христианско-демократическом духе. Ей особенно хотелось лично поддержать усилия, предпринимаемые в этом направлении учащимися, преподавателями и правительством. Госпожа министр, в свою очередь, подчеркнула, что президент, поддерживаемый национальным большинством, без устали трудится на благо развития страны, что было бы невозможным без содействия женщин, чье образование в духе христианской морали и демократических принципов является одним из его приоритетов. Два фотографа из свиты королевы защелкали фотоаппаратами, от вспышек которых бургомистр подпрыгнул на месте, подумав, что это теракт. Человек, без конца поглядывавший на часы, подошел к матери-настоятельнице и что-то шепнул ей на ухо, после чего та сразу пригласила королеву и госпожу министра продолжить визит и пройти в соответствии с выраженным ими желанием в классы – к учащимся и их преподавателям. Хористки расстроились, что из четырех песен, приготовленных ими вместе с братом Ауксилием, им удалось спеть всего одну, пока все поднимались по лестнице, и неизвестно еще, услышали ли ее королева и госпожа министр.