Читаем «Бой абсолютно неизбежен»: Историко-философские очерки о книге В.И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» полностью

Что же касается «молчаливого» устранения философии, о котором говорится в письме Ленина Горькому, то эти слова означают соглашение об исключении философской полемики между большевиками на страницах партийных изданий. Вот как писал об этом В.Д. Бонч-Бруевич в своих «Женевских воспоминаниях»: «Владимир Ильич, привлекая Богданова, определенно всем нам говорил, что мы должны твердо помнить, что с философией Богданова мы не согласны, что надо воздерживаться не только вступать в споры, но даже говорить с Александром Александровичем на эти темы, о чем ему так и сказать наперед, чтобы не могла возникнуть полемика на этой почве, когда вся энергия должна была быть направлена на внутрипартийные вопросы и на постоянно возникавшие все новые и новые вопросы революционной борьбы… Когда вопрос об А.А. Богданове впервые обсуждался в нашей женевской большевистской группе, стоявшей в центре всего тогдашнего нашего движения за границей, было решено, по предложению Владимира Ильича, ни его, Богданова, ни других, более или менее с ним солидарных в философских вопросах, товарищей отнюдь не отталкивать, так как во всех остальных вопросах в то время они шли совершенно в ногу с большевистской фракцией социал-демократической партии, но философских споров с ними не затевать»[71]. И далее: «Мне было поручено заявить А.А. Богданову напрямки… что наша фракция не приемлет его философских воззрений, но что мы с ним охотно будем работать и принимаем его в свою среду, раз он согласен с нашей большевистской точкой зрения по вопросам съездовской полемики, но – „минус его философия“. По философским вопросам мы условились, что он никаких споров поднимать не будет, а равно и выступать на собраниях с изложением своей философской системы, или участвовать в устной, или в печатной полемике, по этим вопросам, тем более в партийной прессе, и что для этих философских вопросов страницы нашей партийной печати будут совершенно закрыты. А.А. Богданов вполне принял эту нашу точку зрения и выполнил в то время все взятые на себя обязательства пунктуально честно, никогда не поднимая разговоров об эмпириокритицизме даже в частных беседах между нами»

[72].

Ленинское отрицательное отношение к махизму ясно сказывалось, в частности, в том внимании, с которым он следил за тем, как бы критика со стороны Луначарского и Богданова по адресу меньшевизма Плеханова не перерастала в критику в общем верных его позиций в области философии.

6. «В такой момент залезать специально в философию!?»

В выступлениях меньшевиков в период 1904 – 1907 годов многократно делались попытки опорочить Ленина заявлениями о его якобы «равнодушном» отношении к философскому ревизионизму или даже о его склонности к богдановской философии[73].

Характерны в этом отношении обвинения, выдвигавшиеся в то время по адресу Ленина Плехановым.

В апреле 1905 года, еще до главных событий революции, в статье «К вопросу о захвате власти» («Искра», № 96) Плеханов, вступая в полемику с ленинской газетой «Вперед», пытался скомпрометировать политическую позицию большевиков указанием на тот факт, что среди сподвижников Ленина находятся сторонники и пропагандисты махистской философии. Утверждая, что Маркс и Энгельс осудили бы тактику газеты «Вперед» и одобрили бы тактику меньшевистской «Искры» и что критика «Искры» со стороны большевиков будто бы неминуемо приводит их к критике Маркса, Плеханов писал: «Приступайте же, г.г. „впередовцы“, к вашим критическим упражнениям… Начинайте „благословясь“, и да помогут вам всевозможные Махи и Авенариусы!..»[74]

На этот выпад Ленин ответил на III съезде партии в «Докладе об участии социал-демократии во временном революционном правительстве»: «Плеханов говорит… что „Вперед“ будто бы хочет критиковать Маркса. Так ли это?.. Не имея возможности доказать, что „Вперед“ хочет „критиковать“ Маркса, Плеханов за уши притаскивает Маха и Авенариуса. Я решительно недоумеваю, какое отношение имеют эти писатели, к которым я не чувствую ни малейшей симпатии, к вопросу о социальной революции. Они писали об индивидуальной и социальной организации опыта, или что-то в этом роде, но, право, не размышляли о демократической диктатуре… Или, может быть, дела у Плеханова обстоят так, что приходится ни к селу, ни к городу создавать себе мишень из Маха и Авенариуса» (10, 133 – 134).

В статье «О временном революционном правительстве» (июнь 1905 года) Ленин писал: «Плеханов старается навязать „Вперед“ и желание „критиковать“ Маркса и точку зрения Маха и Авенариуса. Это покушение его вызывает у нас лишь улыбку: должно быть, плоха позиция Плеханова, если он не может найти себе мишени из действительных утверждений „Вперед“ и должен выдумывать мишень из сюжетов, совершенно посторонних и газете „Вперед“ и рассматриваемому вопросу» (10, 239 – 240)[75].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное