Читаем Бой без выстрелов полностью

Гельбен распорядился усилить посты на окраине города. Курил одну сигарету за другой, часто щелкая зажигалкой. И здесь нет покоя, и в этих благословенных курортных местах живешь, как на вулкане. Началось с флага на здании почты. Утром оказалось, что на флагштоке над часами полощется не германский флаг, а советский — с серпом и молотом, с пятиконечной звездой. Неприятность! И вдвойне неприятно, что обнаружили советский флаг подчиненные майора Бооля, а не сотрудники гестапо. Кажется, и теперь звучит в ушах голос коменданта: «Дорогой мой, кто-то должен оберегать город от таких событий». И каким тоном это было сказано!

Советский флаг сняли, но через несколько дней он снова появился на том же флагштоке. На этот раз устроили засаду и задержали парнишку. Но и того не сберегли: вырвался, побежал… Пристрелили. Красный флаг, который был обернут вокруг тела и прикрыт пиджачком, промок от крови. Искали родных парнишки — не нашли.

Потом история с этими приказами. На окраинах города со стороны гор были расклеены напечатанные на машинке приказы партизанского отряда: не подчиняться «новому порядку», истреблять фашистов…

И еще эта неприятность с тяжелой артиллерией, которая скрытно накапливалась в ближайших ущельях и балках — готовили к переброске на фронт. Советская авиация накрыла артиллерийские части на марше. Случайно? Конечно нет. Кто-то авиацию навел, и очень точно.

Надоели постоянные жалобы интендантов: с гор угоняют скот, из-под носа завоевателей, с территории, которая считается оккупированной армией фюрера, исчезают тысячи голов скота… Начальство недовольно, уже были неприятные объяснения.

Или этот Красный Крест. Не может быть, чтобы в больницах были одни только рядовые.

Гельбен, конечно, не сидел сложа руки: в городе арестовывали всех подозрительных, полицейские, знающие этот район, отправлены в горы — перекрыть тропы, выследить партизанских связных. Правда, и тут пока одни неприятности: недавно доложили, что два полицая в горах повешены. И записка пришпилена: казнены как предатели и изменники.

Теперь придется отчитываться за эту Каменскую. Гарнизон там более многочисленный, чем в городе, однако это не остановило. И нашли же время! В городе как раз находится командующий. Когда Гельбена назначили сюда, друзья завидовали ему:

— Отдохнете там, фронт забудете. Это же мировой курорт, а не белорусские леса!

Да, таких лесов здесь нет. Зато есть горы с бесчисленным множеством балок. По любой балке темной ночью можно подойти незаметно с любой стороны.

На доклад к фельдмаршалу Гельбена вызвали после обеда.

Лист был в дурном настроении. Опять мучил желудок, покалывало сердце. Не давали покоя и те известия, которые получил от друзей из ставки Гитлера. Фюрер им недоволен: северокавказская операция затянулась, войска топчутся на рубеже Терека.

В первую мировую войну ефрейтор Адольф Гитлер был в подчинении генерала Листа. Ефрейтор сохранил доброе мнение о своем начальнике, став фюрером, сделал его фельдмаршалом. Листу многие завидовали, но сам Лист, зная изменчивого и коварного фюрера, побаивался его. Тем более, что в окружении фюрера есть немало недругов, готовых утопить фельдмаршала Листа так же, как сам Лист топил других.

Доклад Гельбена не улучшил настроения фельдмаршала. Он сразил незадачливого гестаповца несколькими язвительными замечаниями; одно из них, звучавшее особенно обидно, — по поводу больницы Красного Креста, о которой Гельбен в докладе не умолчал.

— Красный Крест! — фыркнул фельдмаршал. — Нашли себе занятие: возиться с калеками! Оно, конечно, спокойно и безопасно. Оставьте их подыхать! Кончить с ними вы всегда успеете, они от вас не уйдут. А партизаны гуляют у вас свободно. Вы просите усилить гарнизон города. Чтобы вам спалось спокойнее? А чем усилить? По вашей вине четыреста человек потеряно в тылу за одну ночь! Да знаете ли вы, что у меня на фронте теперь четыреста человек — это полк?!

Начальник гестапо подавленно молчал.

— Вы еще не ответили рейху и фюреру за гибель резерва тяжелой артиллерии, — гремел фельдмаршал. — Только отсюда могли до красных дойти данные о ее сосредоточении. Теперь эта Каменская…

Фельдмаршал остановился и отчеканил:

— Или вы обезопасите наш тыл от партизан, или я подыщу для вас подходящий «курорт».

После доклада фельдмаршалу Гельбен надолго закрылся в кабинете: разрабатывал меры борьбы с партизанами. Потом созвал представителей администрации города и устроил подчиненным разнос похлеще того, какой ему учинил фельдмаршал. Потребовал немедленных действий по искоренению большевистского и партизанского духа.

Бургомистр почтительно заметил, что начать надо, видимо, с больницы Красного Креста, где наверняка укрываются коммунисты и комиссары. Гельбен грубо оборвал бургомистра и тотчас высказал в его адрес примерно то же, что выслушал в свой от Листа. При этом изъяснялся он менее изысканно, нежели фельдмаршал, хотя и тот в выражениях не стеснялся.

Однако, оставшись после совещания наедине с Герингом, начальник гестапо сам вспомнил о больнице и спросил:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза