Боярин

– Вчера-а-ась… под утро.

Больше ничего от детей не добились – слишком малые. Павел, махнув рукой, приказал затопить в доме печь да покормить хоть чем-нибудь ребятишек.

– Господин, – Неждан осторожно тронул за рукав. – Там в колодце…

– Что там, в колодце? – нервно дернулся Ремезов.

– Старики, – негромко сообщил Неждан. – И младенцы. Зарублены.

Боярин сжал кулаки в бессильной злобе, ничему уже не удивляясь – вот примерно чего-то такого он и ждал. Значит, набег, да… не татары, так разбойники, мало ли лиходеев рыщет по дорогам и весям. А, может, и не разбойники – а воины. Вряд ли по прямому приказу своего князя, скорей, так, по старой привычке: соседушек-то пограбить – милое дело. Половцы, суздальцы, черниговцы, новгородцы – да кто угодно мог! Тем более скоро все пути растают – поди, этих злыдней, сыщи. Явно набег – увели полон, женщин да молодежь, подростков – за тех торговцы людьми дадут неплохо. А мужиков зачем убили? Кстати, все заглодовские смерды там и находились – лес рубили. Там и остались. Надо бы на погост их, да похоронить… И тех, что в колодце.

Павел взошел на крыльцо, отдавая необходимые распоряжения:

– Эй, слушай сюда, парни! Провор, сбегай на заимку – пусть там отроки сюда дичь несут, остальные… Микифор, Окулко – возьмите волокуши, парней, остальные – здесь. Действуйте.

Пока все крутились, исполняя приказанное, Павел, подумав, послал гонца в Заболотье – а вдруг и там беда? Сердце нехорошо заныло, Ремезов даже побледнел, представив, как оружные лиходеи врываются в дом, в горницу, как хватают беременную – на четвертом месяце – Полинку, глумятся, вскрываю мечом чрево… Мерзость какая! Фу!

А сердце все же ныло, да так, что боярин, послав гонца, решил все же самолично отправиться следом. Отдав необходимые распоряжения, оставил за себя Окулку; Митоху с Нежданом прихватил с собой. Взметнулись разом на лошадей, выехав со двора, взяли в намет, поскакали.

Били в лицо еловые ветки, сыпался снег, и мартовское тусклое солнце скрылось за очередной тучей. А сердце ныло все сильней и сильней, и не к месту – а, может, и вполне к месту – вспомнился сон – чертов французский троцкист, комсорг, барыга, газеты с пластинками «на костях»…

Господи, Господи, хоть бы все хорошо, хоть бы не…

Господи…

Ворота в Заболотье вовсе не оказались распахнутыми настежь, и в надвратной башенке – Ремезов заметил еще издалека – все так же ходил караульный. Кто-то из молодых, кого не взяли с собой на охоту.

– Ну, слава богу, – выкрикнул скакавший позади рязанец. – Вроде спокойно все.

Действительно, на «главной усадьбе колхоза» все было спокойно. Относительно. Внешне. Потому что на самом деле никакого спокойствия-то и не было!

– Боярышня-а-а-а!!! – завидев боярина, с плачем кинулись в ноги прислужницы. – Ой, краса наша-а-а-а!

– Да что случилось-то? – Павел спрыгнул с коня, бросив удила подбежавшей челяди, так и не желавшей становиться свободной – это кто ж тогда кормить, поить, защищать будет? Да и решать, что самим? А отвечать – тоже сами за себя?!

В общем-то, правы – свобода, она только у сильных, даже вот тот же Ремезов – несвободен, а зависим от князя.

– Ну, не войте же! Говорите толком.

Сказал и, прыгая через ступеньки, помчался по крыльцу вверх, к сеням, в горницу, в опочивальню… До светлицы добрался – и так не было никого, окромя боязливо выглядывающих из-за дверей сенных девок. Да где же Полина-то?!

– Так. Сюда все. – Усевшись на лавку, молодой человек нервно забарабанил пальцами по столу и строго посмотрел на девок:

– Тиуны где?

– Обоих, батюшка, с собой увезли. И боярышню нашу.

– А воины, дружиннички хреновы, куда смотрели?! – вскочив, взбеленился боярин. – Ишь теперь, прячутся. А ну-ка, всех сюда!

– Так князь приказал, чтобы все явились, – наконец-то более вразумительно пояснила одна из девиц. – Воевода княжий явился, мы все его знаем, видали, прошлолетось к тебе, батюшка, приезжал.

– Ко мне многие воеводы приезжали, этот что за…

– Батюшка-боярин, не вели казнить! – вбежав, бухнулся в ноги одетый в звенящую кольчугу воин – молодой совсем парень, юноша…

– Встань, Нежила, да расскажи все толком.

Ремезов уже начинал догадываться о том, что произошло на усадьбе. Видать, старшой князь что-то решил вызнать… или просто добровольно-принудительно пригласил всех своих вассалов «со чады и домочадцы». А чего ж тогда заранее грамоту не прислал?

– Вот грамотца, – поднявшись, Нежила поспешно протянул свиток. – Ранее, господине, не успел вручить – гонца провожал к тебе, на заимку. Второго уже, первого-то с утра уже отправлял… думаю, заплутал, али случилось чего.

– С утра, говоришь, – развернув грамоту, задумчиво промолвил боярин.

Послание оказалось вполне обычным, заурядным даже, все так, как Павел и предполагал: старый смоленский князь Всеволод Мстиславич предлагал явиться со всей срочностью – «Павлу, Петра Ремеза сыну, боярину заболотскому, со супружницей, со тивунами и писцами». О как! Со всем административным аппаратом вотчины, значится. Ну да, ну да, выходит, князь просто решил перед началом посевной уточнить да пересчитать, что ему кто должен.

Ну, слава те…