Боярин

Не договорив, боярин перекрестился и молча свернул на заглодовскую дорогу. А что тут теперь скажешь-то? На его земле, его людей убили – ему и убийц искать да наказывать. Не-ет, прав Митоха – это не татары. Тогда кто? Сосед? Телятыч, конечно, напакостить может – но тут и для него слишком.

Черт! А сон-то, сон в руку, оказывается! Сны… и тот, что с Полетт и Марселем, и про комсорга с барыгою… А смысл таков – кто-то подставляет других в том, в чем сам не хочет быть уличен.

Да, так и есть все. Осталось теперь выяснить, кто и зачем его, боярина заболотского Павла, Петра Ремеза сына, подставляет? Его и его верных людей.

Бежавший чуть поодаль – до владенья конем не дорос еще – Провор, не стесняясь, плакал:

– Наши мужики, заглодовские… ой, Господи-и-и-и! За что-о-о-о?!

А лес все тянулся темною, нескончаемой полосой – хмурыми елями, соснами, буреломами. И голыми стояли рябины, и усталые от зимы осины царапали ветками небо.

– Раз оставили стрелы, с якобы нашим метками, значит, это все – всех мертвых – кто-то должен был увидеть… – рассуждал на ходу Ремезов. – Если уже не увидел! Эх! Как же мы сразу-то не подумали. Эй, парни – следы-то там осмотрели?

– Да к реке, господине, ведут, – перестал плакать Провор. – А там во все стороны дорога и в Смоленск, и в Полоцк, и в Чернигов, и в Суздаль.

– Да, – хмуро покивал Микифор. – Река по зиме – дорога торная. За сутки-то могли далеко уйти – на лошадях были, токмо…

Воин на секунду замялся, словно бы решал для себя – говорить что-то боярину или сперва обождать да проверить.

Сразу это почувствовав, Ремезов поспешил ободрить парня:

– Ну, ну, Микифор – говори, что заметил, путь даже вроде и ничего особенного.

– Следы, боярин, – кратко отозвался молодой человек. – Странные. И вчерашние есть, и позже – сегодняшние, ночью кто-то или утром раненько ходил.

– Тоже конные?

– Да. И как бы сказать… Эти-то, сегодняшние, ступали уверенно, никого не боясь. Словно знали…

– А вчерашние?

– А вчерашние – по кустам крались. Их-то следы уже и запорошило слегка.

– Та-ак, – озадаченно протянул Ремезов. – Та-ак… Ладно, о следах после подумаем, сейчас же давайте-ка поскорее – к обеду б в Заглодово поспеть, а уж там… уж там поглядим.

– Может, по реке кого послать, господине? – осмелев, поднял глаза Провор.

Павел усмехнулся:

– Послать-то можно, только куда? В Смоленск, в Чернигов или, может, к соседу Телятычу? Следов там много, много нынче и ездят – купцы, да на ярмарку, да по делам кто. Торопятся – скоро и дорог-то не будет.

– Да уж, потает все, – согласно кивнул Окулко-кат. – Как бы и посейчас не на дождь, не на оттепель – небо-то низковато, эвон.

Дождя, слава Господу, не случилось, так, малость снежком припорошило, а ближе к Заглодову снег и вовсе сошел на нет, развеялись, расползлись по небу сизые облака-тучи, меж голубыми разрывами коих весело вспыхнуло солнышко.

Заглодово – небольшая, в один двор, деревня, полученная боярином за службу от старого смоленского князя – встретила охотников непривычною тишиной и каким-то нехорошим видом… не то чтобы совершенно не жилым, а таким, что вроде бы совсем недавно и был здесь кто-то, да вот как-то враз – пропал! И пропал по-худому.

Распахнутые настежь ворота, сорванная с петель дверь, мычавший в сарае скот.

– А коровенки-то не доены, – с ходу определил Микифор.

Павел спешился и оглянулся:

– Эй, Проворе! Метнись по хлевам – посмотри.

Отправив отрока, дружинники хмуро приготовили рогатины и ножи – от деревни явственно веяло запустеньем и смертью.

– Пойдем в дом, боярин? – поигрывая длинным кинжалом, тихо осведомился Митоха.

– Пойдем, – Ремезов согласно кивнул и тут же послал двух парней обойти избу слева, и двух – справа. Так, на всякий случай – мало ли что?

Дурные предчувствия дружинников не обманули. В топившейся по-черному избе – главном обиталище жителей деревни – стоял тот самый, хорошо знакомый всем кавардак, что обычно остается после удачного набега: опрокинутый стол и скамейки, сломанные пряслица, какие-то грязные тряпки, солома, пух… а вот и кровь, кажется.

Окулка-кат наклонился, потрогал пальцами бурую лужу, понюхал:

– Та и есть, господине – кровь. Старая, вчерашняя еще.

– Значит, вечера приходили… – хмуро протянул Павел. – И нет вокруг никого. В полон увели? Увезли на продажу? В банях, в овине, смотрели? Может, схоронился кто?

– Нашли!!! – внезапно закричал кто-то со двора. – Провор детушек малых нашел! В коровнике прятались.

Все вышли во двор, глядя, как отрок ведет за собой с десяток плачущих детишек лет трех-пяти.

– Совсем уж малых не взяли – по дороге помрут, – задумчиво молвил боярин. – Значит, и в самом деле – набег. И, скорее всего, это не татары – зачем им нашими метками стрелы метить?

Вздохнув, стоявший рядом Митоха подошел ближе к детишкам, присел на корточки:

– А ну-ка, малые, не ревите. Скажите-ка лучше, кто да когда тут был? Мамки ваши куда делись?

– Ы-ы-ы-ы! – еще громче заныли дети. – Увели мамок. Чужие люди-и-и-и увели… ы-ы-ы-ы…

– Да как они выглядели-то, эти чужие? – продолжал допытываться рязанец. – Вы, может, кого признали?

– Не-е-е… чужие были, чужие.

– А когда пришли-то?