Бокал кардинала Ришелье

 Мой адрес – Смоленское кладбище,Мой адрес – участок шестой!

И весь зал дружно подхватил песню своей молодости:

Мой адрес – Смоленское кладбище,Мой адрес – участок шестой…

В это время на сцену выплыло густое облако розоватого дыма, в котором скрылись нижние половины музыкантов.

Я подумала, что на этом спецэффекте настояла солистка ансамбля, чтобы скрыть свои не слишком стройные ноги. Хотя чего проще – надела бы платье подлиннее или вообще брюки. Но нет – ей нужно было хранить образ полувековой давности… она все еще воображала себя секс-символом своего поколения…

Как бы то ни было, этот декоративный дым – именно то, что мне нужно для задуманной операции.

Я не стала дальше слушать шлягеры прошлого тысячелетия, пробралась к самой сцене, нашла дверь с надписью «только для персонала» и уверенно вошла в нее.

За дверью сидела тетенька лет семидесяти в круглых очках и что-то вязала. Сдвинув очки на кончик носа, она строго посмотрела на меня и проговорила:

– Ты что, читать не умеешь? Там же человеческим языком написано, что только для персонала!

– Извините, только мне очень нужно поговорить с Валентиной Грачевской.

Ну да, вы не ослышались, мать мою зовут Валентина, а отца звали Валентин. Они на этой почве и познакомились. Был такой спектакль «Валентин и Валентина», тоже сошел со сцены до моего рождения. Там вроде герой с героиней полюбили друг друга, и все у них было хорошо. Так это не про моих родителей.

– С кем? – удивленно переспросила тетка. – Ах, с Валентиной! Она у тебя что – мужика увела?

– Да вы что! Я ее дочь!

– Дочь? – тетка поправила очки, внимательно и недоверчиво посмотрела на меня, очевидно, она хорошо знала мою мать, и у нее в голове не укладывалось, что у нее может быть дочь.

Если есть дочь, то, стало быть, и муж когда-то был или хотя бы мужчина. И вот тут она терялась в догадках, как это нашелся такой мужчина, который сумел продержаться сколько-то времени рядом с моей мамашей. А про то, что она у меня мужика увела, бабуся, ясное дело, пошутила от скуки.

– Ладно. Сейчас я ее позову!

Она ушла, слегка прихрамывая.

Из-за неплотно закрытой двери доносилось бодрое пение ветеранов отечественной попсы:

Мир не прост, совсем не прост,

Важно, чтоб был у нас виляющий хвост…

Наконец через несколько минут появилась моя дорогая мамочка – как всегда, неумеренно накрашенная, в обтягивающих джинсах и открытой кофте. Наряд этот шел ей как корове седло, но, очевидно, у них тут такой дресс-код.

Я знаю, что мать терпеть не может краситься и одеваться к выходу, может, поэтому она такая злая?

– Это ты?! – удивленно проговорила она, разглядев меня. – Ты чего пришла? Знаешь же, что я работаю!

Здрас-сте вам! Договаривались же вчера! А она делает вид, что первый раз меня видит!

– Да я насчет вчерашнего…

– Говори, чего надо. У меня всего две минуты…

Не помнит или нарочно вид делает?

– Говорю же тебе – я по делу! Одолжи мне дым-машину.

– Что?! – глаза матери полезли на лоб. – Я не ослышалась?

– Не ослышалась. У тебя же есть дым-машина. Только что я видела на сцене результат ее работы, – терпеливо повторила я.

С матерью моей не соскучишься, у нее есть тысяча способов, как человека вывести из себя.

– Да ты понимаешь, что говоришь? Эта машина мне нужна во время концерта!

– Ой, да ладно тебе! Эта твоя нафталиновая группа выступает хорошо если раз в год, а мне машина нужна всего на один день.

– Что ты говоришь! Как это раз в год! Мы очень востребованы! У нас плотный график!..

– Ну да, концерты в домах престарелых… самое большее – три раза в год.

– Все, разговор окончен. Я не могу дать тебе машину, а даже если бы могла…

Черт, ну снова-здорово! Неужели я зря проторчала у нее вчера целый вечер?

– Но я же говорила, что я тебе предложу взамен этой несчастной машины, я же показывала тебе бумаги! И вообще, ты меня слушаешь? Я тебе предлагаю отказаться от всех прав на нашу квартиру. И ты меня после этого вообще никогда не увидишь!

Ее глаза вспыхнули. В них пробудился настоящий интерес. Такой не подделаешь!

Надо же – как она хочет, чтобы я навсегда ушла из ее жизни! Вчера мне показалось, что она колеблется. Но нет, обдумала за ночь и решила, что дочь ей не нужна.

Мать молчала, раздумывая.

Из зала доносился дребезжащий голос солиста:

Увезу тебя я в Сочи, увезу тебя одну,В олеандровые ночи мы пойдем с тобой ко дну…

– Ладно, – сказала наконец мать. – Дам я тебе эту машину после концерта. Но только ты отдашь ее не позднее четверга.

– Не вопрос.

– И немедленно подпишешь официальный отказ от права на жилплощадь.

– Уже! – Я показала ей бумагу, заверенную у нотариуса, с утра там побывала, у Аиды нотариус знакомый есть.

Комната была обставлена с чрезмерной, бьющей в глаза пышностью.

Кроме того, она была жарко натоплена.