Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

В соответствие с откорректированной схемой, части, привлекаемые для участия в походе, насчитывали 12 тыс. пехотинцев и 4 тыс. 292 казака, имевших на вооружении 50 артиллерийских орудий и 12 ракетных батарей. Пунктом сбора основной группировки сил был определен Джам, небольшой населенный пункт в 45 км к югу от Самарканда. Однако даже к 17 июля 1878 г. численность войск, собравшихся в Джаме, не превысила 9 тыс. 600 пехотинцев и 3 тыс. 560 кавалеристов. Все они очень страдали от песчаных бурь и адской жары. Судя по итоговому рапорту, только одна колонна достигла сборного пункта, тогда как две другие так и остались в местах постоянной дислокации[642]. По прошествии двух недель, 1 августа 1878 г., расположившиеся в Джаме батальоны получили приказ возвратиться к своим прежним гарнизонам. Современные историки довольно единодушно объясняют отказ от похода подписанием русско-турецкого мира на международном конгрессе в Берлине, однако эта версия справедлива лишь отчасти.

Источники свидетельствуют, что неудача попытки похода на Индию была связана не только с европейским вектором российской политики, но и с изменением ситуации в Афганистане. О том, что запланированный марш мог стать отнюдь не простой демонстрацией силы, говорит настоящая «военная лихорадка» в Ташкенте весной — летом 1878 г., когда командиры и солдаты высказывали общий энтузиазм относительно будущей кампании, не зная наперед, против кого она будет вестись: афганцев, туркмен, китайцев или англичан[643]. Как уже было показано, вся операция тщательно планировалась и обсуждалась в высших инстанциях военного руководства России. Ее проведение осуществлялось в запланированные сроки, но было остановлено на начальном этапе. Достаточно сказать, что 7 июня 1878 г. приказом Кауфмана был сформирован полевой штаб похода. Кроме того, о серьезности намерений царского правительства свидетельствует высочайшее распоряжение приравнять передвижение и сосредоточение войск в Джаме к другим военным кампаниям в Туркестане[644]

.

Сделанный вывод находит подтверждение и в том внимании, с которым отнеслись к известию о концентрации царских войск на границах с Афганистаном в Лондоне и Калькутте. Назначенный на пост министра иностранных дел лорд Солсбери получил первые, хотя и неточные сведения об этом предприятии от посла в Константинополе О. Лаярда еще 12 мая 1878 г. Искажение информации заключалось в неверном подсчете сил и средств, привлеченных к участию в операции, поскольку Лаярд определил их в 50 тыс. чел.[645] В то же время запрос Форин офис в Петербург сначала столкнулся со стеной молчания, а затем вызвал традиционные успокоительные заверения исполняющего обязанности министра иностранных дел Н.К. Гирса, который заявил послу Лофтусу: «Был момент, когда война казалось почти неизбежной, а при таких обстоятельствах военные командиры на местах, безусловно, считали своим долгом предпринять меры, которые они считали необходимыми и полезными для страны»

[646]. По свидетельству британского дипломата, Гире отрицал какие-либо русские интриги при дворе эмира Шер Али, хотя военно-политическая миссия генерал-майора Н.Г. Столетова уже готовилась отправиться из Ташкента в Кабул.

Было бы неверным, однако, связывать очередной маневр царского правительства по привлечению афганского властителя на свою сторону лишь с инициативой военной партии, особенно Милютина[647]

. Дипломатические круги устами Гирса 11 мая 1878 г. информировали Кауфмана о целях миссии Столетова. С точки зрения временного главы министерства иностранных дел, чрезвычайному посланнику необходимо было запугать эмира якобы имеющимися у англичан планами присоединить Афганистан к британским владениям, лишив правителя трона. Столетов получил инструкции предложить Шер Али значительную сумму денег в обмен на обязательство эмира вступить в военный союз с Россией против Англии[648].

Можно упомянуть несколько причин отказа от продолжения кампании: недостаток коммуникационных линий, особенно железных дорог; нехватка войск, снаряжения и продовольствия для широкомасштабной операции в условиях постоянного отдаления войск от тыловых баз снабжения и т. п.

Но главными факторами срыва операции, на наш взгляд, явились опасения негативной реакции Великобритании и сомнения в надежности каких-либо договоренностей с эмиром Афганистана. Другие предлагавшиеся объяснения кажутся все же далекими от истины. Например, утверждение ряда современных авторов об инфекционных болезнях, которые якобы воспрепятствовали походу, не подтверждаются источниками[649].