Большая книга скандинавских мифов: более 150 преданий и легенд

«Мне нельзя здесь оставаться, – наконец решил он. – Это причиняет горе и мне, и Гуннару, и нашим женам. Надо сегодня же вечером сказать Гьюкингам, что мы с Гудрун уезжаем в страну данов. Гудрун по-прежнему любит меня. Сокровища Фафнира нетронуты, а с ними нам везде будет почет и раздолье, да и мой дед Хиальпрек обрадуется, если мы станем жить при его дворе».

С этими мыслями он вернулся домой уже более спокойным и после обеда сразу же лег спать. Чтобы не тревожить мужа, Гудрун ушла к себе, слуги Сигурда были во дворе, и никто не видел, как Гутторн с обнаженным мечом в руках осторожно прокрался в опочивальню витязя.

Дойдя до дверей комнаты Вёльсунга, сводный брат короля остановился и прислушался, но до него донеслось только ровное дыхание спящего. Тогда он отворил дверь и некоторое время неподвижно смотрел на прекрасное лицо Сигурда и его золотые локоны.

– Прощайся с жизнью, победитель дракона, ты, которого считают самым отважным, самым сильным и самым богатым, – прошептал он. – Рука презренного Гутторна уничтожит того, перед кем падали целые королевства, и твои сокровища будут принадлежать мне!

Подойдя к постели, он, не колеблясь, пронзил последнего из Вёльсунгов мечом. Да не простым клинком, а закаленным волчьим и змеиным жиром оружием из железа, настоянным на пенном пиве, подколодных рыбах, разном зелье и чарах. Глаза Сигурда распахнулись от острой боли и удивления, и Гутторн, не выдержав их взгляда, в ужасе метнулся прочь, но тут Сигурд, собрав последние силы, схватил Грам и метнул клинок вдогонку убийце. Меч Одина настиг предателя в дверях и перерубил его пополам. Да так, что нижняя половина туловища вылетела из опочивальни, а руки и ноги упали обратно.

Первой на шум прибежала Гудрун. При виде истекающего кровью мужа она упала около него на колени и, почти теряя сознание от горя, прижалась лицом к его груди.

– Не плачь, Гудрун, – прошептал Сигурд, нежно гладя рукой ее светлую, как лен, голову. – Исполнилось предсказание Фафнира, и Один призывает меня к себе. Пожалуй, так всем будет лучше. Прощай!

В это время в комнату вошли Гуннар и Хёгни. Увидев в дверях труп Гутторна, король побледнел.

– Я вижу, что Сигурд уже успел сам отомстить за себя, – сказал он.

– Да, он успел отомстить, но только одному. Нам отомстят другие, – вздрогнул Хёгни, не в силах переносить вида мертвого героя.

– Ну, до этого еще надо дожить, – пожав плечами, ответил Гуннар. – Зато теперь золото Фафнира в наших руках, а Брюнхильд останется со мной, своим законным мужем.

– Нет, она с тобой не останется, – послышался чей-то голос позади Гьюкинга. – Она не будет жить с подлым убийцей.

Гуннар обернулся. В дверях застыла карающим призраком Брюнхильд. Бледная, с горящими глазами, она с ненавистью смотрела на супруга и его брата, а потом, презрительно оттолкнув их рукой, подошла к неподвижному телу витязя и остановилась возле рыдающей Гудрун.

– Ты погиб, отважнейший из отважных, погиб, не оставив после себя наследника, а только… – промолвила она. – Но ты не бойся: твоя смерть будет отомщена, а я последую за тобой. Там, – и она показала рукой в лучезарную высь неба, – там, в Валгалле, мы опять будем вместе.

– Что ты говоришь? – в ужасе воскликнул Гуннар, бросаясь к супруге.

– Не смей даже приближаться ко мне! – вскричала Брюнхильд, отшатываясь от короля. – Ты повинен в смерти того, кому клялся в вечной верности.

– Так как же ты осмеливаешься винить нас в его смерти, подлая женщина! – не выдержал Хёгни. – Разве не из-за тебя он убит? Разве не ты грозила моему брату бросить его и уехать к Атли? Разве не ты скрыла от Гуннара, что Сигурд уже прежде лишил тебя девственности и ты родила от него дочь Аслауг [60]?!

– Да, грозила, но, если бы он был верен своей дружбе и своей клятве, он бы меня не послушался, – возразила бывшая валькирия. – Да, я скрыла свою связь с Сигурдом, свое материнство, но если бы Гуннар не прибег к подлому обману, то и он сам бы не стал жертвой обмана! В конце концов твоего короля прельстили сокровища Фафнира, и он пролил кровь, которая намного чище и благородней, чем его. Это не пройдет вам, Гьюкингам, даром. Я вижу нож, который вонзается тебе в грудь, Хёгни, я вижу Гуннара, сидящего в змеиной яме, я вижу, как гибнет род Гьюкингов. Мое проклятие и проклятие богов будут тяготеть над вами до вашего последнего часа.

– Вели замолчать, брат, этой лживой бабенке! – промолвил Хёгни, трясясь от ярости, – или я сам заткну ей рот!

– Она сейчас успокоится, – заверил его Гуннар.

– Ну так оставайся с ней вдвоем! – в сердцах сказал младший Гьюкинг и вышел, пнув труп Гутторна.

– Не сердись, Брюнхильд, – примирительно сказал Гуннар, подходя к жене, – подумай лучше о том, как успокоить Гудрун. Ты видишь, она без чувств.

– Гудрун скоро успокоится, – усмехнулась бывшая валькирия, – и даже простит тебя, Гуннар. Такие, как она, не умеют любить. А я последую за тем, кого одного по-настоящему любила. Убирайся! Тебе здесь больше нечего делать.

Растерянный король ушел, а Брюнхильд тем временем созвала двух своих служанок и, обращаясь к ним, сказала: