Борьба вопросов. Идеология и психоистория. Русское и мировое измерения

Другое дело, что сама власть, господствующие группы не были едиными, тем более начиная с 1950-х гг., и «совинтеллигенция», особенно приближённая к власти, воспроизводила эту дифференциацию, наличие противоборствующих сил. В столкновениях и взаимных укусах «либерального» и «охранительного» сегментов совинтеллигенции лишь отражался сложный и многослойный главный социосистемный конфликт в среде господствующих групп; эти столкновения часто выполняли роль «штабных игр» «неосталинистов» и «либералов», «пробных шаров», деклараций о намерениях, провокаций, неопасной формы выяснения отношений и т. п. И если относительно рубежа 1950-х – 1960-х гг. теоретически можно допустить, что часть совинтеллигенции действительно так видела ситуацию, то уже в 1960-е гг. никаких иллюзий быть не могло (это то же, как с вступлением в КПСС – иллюзии могли быть до середины 1960-х гг., после – либо глупость, либо – чаще карьеризм и приспособленчество). Ну а миф о противостоянии и реставрации вообще возник на рубеже 1960 – 70-х гг. и укрепился в 1970-е. Как говорил Станиславский – не верю. Ни в миф, ни в наивность его создателей. От веры в наивность социальных групп меня отучили как жизненный опыт вообще, так и опыт жизни в среде совинтеллигенции. Могу лишь согласиться с шестидесятником Н. Коржавиным:

Наивность! Хватит умиленья!Она совсем не благодать.

Наивность может быть от лени.От нежелания понимать.От равнодушия к потерям,

К любви… (а это тоже лень).Куда спокойней раз поверить,Чем жить и мыслить каждый день.

Мы – не поверим. И поразмышляем, поищем. Как говорил пеннуореновский Вилли Старк, надо искать, «всегда что-то есть». И очень часто это что-то лежит на поверхности. Нужно только увидеть. Но для этого необходимо взглянуть на социальную ситуацию, на общество, элементом которого была совинтеллигенция, в целом и с точки зрения этого целого, а не «одной, отдельно взятой» группы. Взглянуть в динамике и в соответствии с принципами системности и историзма.

XIII

В 1930-1950-е гг. совинтеллигенция благодаря своей относительной малочисленности, аграрноиндустриальному характеру общества и т. п. была, безусловно, привилегированным, высокостатусным элитарным слоем. В 1960-е гг. она начала превращаться из элитарного слоя в массовый, в слой наёмных работников умственного и «социального» труда (марксист сказал бы: шёл процесс её перехода из надстроечной социальной группы в базисную). Из привластной группы она начала превращаться в массово-производственную, утрачивая привилегии, статус и т. д. Оказавшись неспособной выработать новое социальное сознание в качестве массового слоя наемных работников умственного труда, адекватного эпохе научно-технической революции (НТР), т. е. субъектов формирующегося энтээровского производства, профессионалов нового типа, осознать себя в качестве таковых, совинтеллигенция продолжала осмысливать себя как элитарную группу индустриальной эпохи. Единственной робкой, на неадекватном языке, а потому неудавшейся попыткой реального самопознания совинтеллигенции был спор «физиков и лириков» – именно так предлагает трактовать его А.С. Кустарев, и я согласен с ним.

Власть начала постепенно утрачивать интерес к совинтеллигенции. Публичные встречи Хрущева с «творческой интеллигенцией», несмотря на хамские проработки художников, поэтов, писателей, свидетельствовали об одном: совинтеллигенция значима для власти. После Хрущева такие встречи прекратились – совинтеллигенция стала массовым слоем, который постепенно терял в статусе и зарплате. «Профессор», «инженер» и т. п. уступали место представителям сферы услуг – с соответствующей «эстрадизацией» духовной и социальной жизни (непотребная кульминация наступила в постсоветский период). Только что услышал по радио: Пугачеву и Бабкину прочат в Общественную Палату; ну что же, в таком обществе им и место в такой палате, но «процесс стартовал» в 1970-е. Все это совпало с концом так называемой «оттепели», период которой совпал с последними годами «жирных коров» совинтеллигенции.

Я уже неоднократно писал, что единственное тепло, которое мог выделять исторический коммунизм как система – это тепло гниения. Поэтому реальной «оттепелью» был так называемый «брежневский застой», девизом которого был «К людям надо мягше, а на проблемы смотреть ширше». Хрущевское время намного ближе к сталинскому не только хронологически, но и типологически. Брежневский режим – это хрущевизм, из которого удалено все или почти все оставшееся от сталинизма. Это, к тому же, городское общество, а в нем интеллигенция никак не может быть социально-привилегированной группой, с ней власть больше не будет заигрывать – есть другие, более важные группы.