Здесь вообще какая-то несуразица. Во-первых, что это за корабли и откуда они вдруг взялись в Черном море — их что, наша разведка проспала в Босфоре? Во-вторых, зачем везти оружие на боевых кораблях, нарушая статус Черноморских проливов, если гораздо удобнее сделать это на гражданских судах. В-третьих, никакого итальянского экспедиционного корпуса в то время на советско-германском фронте еще не было
[21]. Последний раз итальянские корабли появляются в разведсводках в середине сентября, когда уже все оборонительные заграждения были выставлены.Анализируя «итальянский след» в сводках разведывательного отдела флота, надо заметить, что информация носила очень неопределенный характер и, как правило, не подтверждалась. Да и состав итальянских сил заметно таял: сначала целый флот, затем шесть миноносцев и, наконец, один эсминец. Неизвестно, какую информацию командующий флотом получал из Москвы по конфиденциальным каналам — но трудно себе представить, что она нагнетала обстановку в отношении возможностей Италии ввести свои военно-морские силы в Черное море. Реальную обстановку в Средиземном море мы знали в основном по газетам и объективно оценить состояние итальянского флота, а тем более его возможностей по выделению каких-либо значительных сил для действий в Черном море не могли.
Во всяком случае, сводки разведывательного управления ВМФ весны — лета 1941 г. вызывают улыбку. И не потому, что сегодня мы знаем то, что тогда они не знали. Просто видно, как все эти секретные сводки на самом деле в основном переписаны из зарубежных газет. Отчасти все объяснимо, так как основными информаторами разведуправления являлись военно-морские атташе, а не какие-либо технические или специальные средства разведки. А возможностей у военных атташе по сбору разведданных не так много, как пишут в романах. Как правило, их информация военно-политическая, а не конкретная оперативно-тактическая.
После установления союзнических военно-морских отношений с Великобританией британская разведка проинформировала нас о том, что итальянский флот не может в настоящее время выделить какие-либо значительные силы для действий на других театрах; Турция заинтересована в сохранении своего нейтралитета, а значит, и правового статуса Черноморских проливов в случае направления в Черное море каких-либо боевых кораблей, британская сторона проинформирует советскую еще до того, как корабли войдут в Дарданеллы. Правда, все, что связано с началом советско-британского сотрудничества, относится уже к июлю.
Таким образом, в двадцатых числах июня 1941 г. командование Черноморского флота могло опасаться входа итальянских военно-морских сил не более чем вступления в войну Турции на стороне Германии — то есть подобные опасения не имели под собой реальной почвы. Но одновременно комфлота не был уверен, что располагает всей информацией, и в этих условиях хотел подстраховаться.
Подведем итог вышеизложенному. В 6:00 22 июня на Черноморский флот ушла директива наркома ВМФ: «Приказываю произвести оборонительные минные заграждения». В тот же день пришло три телеграммы с указанием о создании заграждений, в одной из них за подписью Исакова разрешалось у всех, баз кроме Главной, мины ставить на усмотрение комфлота. При этом Ф.С. Октябрьский не имел уверенности в сохранении Турцией статуса нейтрального государства. Относительно реальных возможностей итальянского флота он никакой конкретной информации не имел. Сюда надо добавить, что в теории применения сил флота на протяжении всех 30-х годов минно-артиллерийская позиция являлась сердцевиной всех планов действий флотов на случай войны. Бой на минно-артиллерийской позиции — это то, что отрабатывали все флоты в предвоенные годы.
Таким образом, надо признать, что в тех конкретных информационных условиях Военный совет Черноморского флота оказался в некотором роде спровоцирован на постановку минных заграждений как минимум у Одессы и Батуми. У Севастополя он это сделал по прямому приказанию наркома. У Новороссийска мины выставили 25–29 июня, то есть можно сказать тогда, когда в обстановке до конца не разобрались. А вот заграждения в Керченском проливе (10–17 июля) и у Туапсе (18–19 июля) объяснить вроде бы трудно, но чуть позже и здесь мы найдем подсказку. А пока констатируем, что постановка оборонительных минных заграждений на Черном море в большей своей части не соответствовала сложившейся оперативной обстановке на театре. Но ответственность за это должны нести не только Военный совет ЧФ, но и Главный штаб, а также Военно-морская академия как ведущий разработчик применения сил отечественного флота. Ведь не без ее участия минно-артиллерийские позиции превратились в своего рода фетиш.